В творчестве С.Т. Аксакова всегда очень ярко звучала тема уважения к книге, к чтению. Вряд ли во всей русской литературе можно отыскать произведение, где эта тема была выражена так отчетливо, как в «Семейной хронике» и «Детских годах Багрова-внука». Книга у него - и друг, и советчик, и воспитатель, и даже целитель. Аксаков книге и чтению отводил очень большую роль в своей жизни. Чтение- страсть с детства, оно доставляло огромное удовольствие в кругу родных, сплачивая и сближая. Чтение же открыло успех в домашних спектаклях, в обществе. Еще и не думая о писательском труде, С.Т. Аксаков мог считать себя мастером декламации. У него даже родилось намерение написать что-то вроде рассуждения об искусстве читать. Кстати, именно в этом он видел основу сценического мастерства. Самым трудным на поприще чтеца Аксаков считал «управление собственными чувствами, мерою теплоты и одушевления», а главной задачей - устранение всего поддельного, неестественного в чтении, а значит и в себе. Это был путь к простоте и искренности, который приведет его в конце жизни к написанию «Семейной хроники» и «Детских годов Багрова-внука», быть может, к одним из самых великих произведений в русской литературе.
В страсти к чтению уже зрело зерно страсти к театру, которую Аксаков сравнивал с ружейной охотой, коей он был по-настоящему увлечен.
Он с удовольствием играл в спектаклях Казанского университета, где учился с 13 лет.
С переездом в 1808 году в Санкт-Петербург для Аксакова началась настоящая театральная школа. Именно там он знакомится с выдающимся русским актером Я.Е. Шушериным. Будучи маститым актером, он убедился в неподдельной страсти молодого человека к театру и потому уделял ему многие часы, уча театральному мастерству, требуя и добиваясь простоты и естественности. Шушерин знакомил своего друга со многими театральными знаменитостями: с актером Яковлевым, ветераном русской сцены Дмитриевским, драматическим писателем Ильиным, Гнедичем, Языковым. Аксаков и сам горит желанием работать для театра. Так в 1812 году он начинает переводить для Шушерина пьесу Лагарпа «Фидоктста», которая была напечатана в 1816 году. Кстати, это был не единственный его перевод для сцены. Уже позже, с 1827 по 1833 годы, он переводит «Скупого» и «Школу мужей» Мольера. Эти пьесы хотя и не были напечатаны, зато игрались на сцене. Уже сами эти факты опровергают суждения о «квасном патриотизме» Аксакова. Он переводил с французского, а значит и переосмысливал для русской почвы творения европейских драматургов, готовя их для отечественной сцены.
Страсть к «игре на театре» не только увлекала молодого Аксакова, но и помогала встретить тех людей, которые оставили глубокий след в его духовной жизни. Так он был привлечен к постановке спектаклей в доме адмирала Шишкова. Много часов провели они вместе, рассуждая о красоте русского языка, о Священном писании, о русских народных песнях. Сами спектакли в «шишковском» доме остались в памяти Сергея Тимофеевича Аксакова навсегда. И. разве могло быть иначе, если его игру похвалил почетный гость Шишковых - Михаил Илларионович Кутузов. А жена его, женщина умная и образованная, даже сожалела о том, что Аксакову, как дворянину, нельзя будет выразить свой талант на публичной сцене. И с Гаврилой Романовичем Державиным свела Аксакова страсть к декламации. Услышав много лестного о молодом чтеце, Державин захотел его услышать сам. Дело происходило в 1815 году, когда корифею русской поэзии оставалось жить всего полгода, и большая часть этого времени прошла во встречах с Аксаковым, в совместном чтении и слушании. Державин искренне хвалил молодого чтеца, говоря, что «услышал так себя впервые».
Это знакомство на всю жизнь сохранилось в сердце и памяти Аксакова, который благодарил судьбу за то, что последние дни великого поэта прошли рядом с ним. Благодаря чему же? Как он сам считал, единственно благодаря его чтению, его декламации.
В 1816 году Аксаков близко сходится с Федором Федоровичем Кокошкиным, который был настоящим человеком театра. Он писал и переводил пьесы, был известным декламатором и даровитым актером.
В 1826 году Аксаков приезжает в Москву, где встречает многих друзей. Кокошкин к тому времени становится директором Большого Петровского театра, который существовал уже 2 года.
Кокошкин вкладывал в театр всю душу, заботился о новых талантах. Так, он переманивает из губернских театров Щепкина, в Рязани находит Львову-Синецкую, открывает талант Живокини. В этом театре служат Загоскин, А. Писарев, Верстовский. Эти люди, а также еще М.А. Дмитриев и князь А. А. Шаховской, и составляли театральное окружение Аксакова.
На репетиции комедии Сергей Тимофеевич впервые видит Мочалова в роли Аристофана. Он поражен игрой этого актера. «Это талант необыкновенный. Из него выйдет один из величайших артистов», - позже скажет о нем Аксаков.
Радовался Аксаков и развитию таланта Щепкина. Подкупало уже необычайное трудолюбие этого актера. Проведя детство и юность на Украине, Щепкин имел, южный выговор. Чтобы играть в Москве, ему, 35-летнему, необходимо было переучиваться. И Щепкин заговорил чисто, по-московски. Много приходилось работать ему и над голосом, и над пластикой. Сценические успехи радовали поклонников Щепкина, к коим в полной мере принадлежал и Аксаков. Много статей и театральных рецензий посвятил он игре актера.
Так в статье «Нечто об игре господина Щепкина, по поводу замечаний «Северной пчелы» Аксаков писал, оценивая творчество этого актера: «Талант и искусство Щепкина, несмотря на славу, совсем не оценены. В его игре восхищаются смешными местами. Щепкин творец характеров в своих ролях, ценность их предпочитаема пустому блеску, и что, когда он молчит, тогда-то более играет свое, лицо»1. Кажется, что эти слова написаны только сегодня, настолько современна эта оценка. В то время, когда публика ходила в театры на «смешные места», Аксаков увидел сам и помогал увидеть другим квинтэссенцию актерского мастерства - психологический подтекст, скрытую игру чувств. Не эти ли слова лягут краеугольным камнем в знаменитую театральную систему Станиславского?
Немало размышлял Аксаков и об актерском искусстве. Так статью «Мысли и замечания о театральном искусстве» можно смело назвать театральным манифестом Аксакова: «Того актера можно назвать современным, которого поймет и незнающий языка по выразительности голоса, лица, телодвижений, даже глухой - по двум последним, даже слепой - по первому». «Хорошо, если актер каждый раз сходит со сцены недовольный собою, несмотря на громкие рукоплескания»2. Эти оценки Аксакова так глубоки и точны, что могут и сейчас служить девизом для любого актера.
Сергей Тимофеевич Аксаков высоко ставил творчество князя А.А. Шаховского и очень ценил дружеские с ним отношения. У Шаховского за спиной осталась целая эпоха бурной театральной деятельности. Комедии, трагедии, водевили, тексты комических и волшебных опер, переделки, вольные переводы и прочее. Что же так привлекало в Шаховском? Аксакову, как никому другому, были близки его обращения к русской истории и русской традиции, то, что он мог вызвать у зрителя патриотический отклик. Борьба Шаховского с «чужебесием» («к дурному страсть и к своему презренье»), против умаления русского, вызывала у Аксакова живейший отклик и всестороннюю поддержку. Так, давая рецензию на пьесу Шаховского «Федор Григорьевич Волков, или День рождения русского театра», Аксаков назвал ее «прекрасным русским народным водевилем». Отмечая, что здесь «Мысль высокая и глубокая - борьба невежества и просвещения, где луч света пронзает мрак»3. Особая заслуга драматурга - обращение его к «людям, чьи имена всегда будут драгоценны русскому народу». И может быть трепетное отношение Аксакова к русскому народу, к русской истории, к русской традиции нелишне будет вспомнить именно сейчас? Ведь именно сегодня, как никогда, открыто звучит антирусская, антиславянская идея. Откровенное охаивание всего русского и слепое преклонение перед Западом - приметы сегодняшнего дня, «к чужому страсть и своему презренье». И не должна ли для нас стать ориентиром сама жизненная позиция Сергея Тимофеевича Аксакова? Какой горькой печалью наполнены его размышления о месте русского театра в обществе, о преклонении перед «иностранщиной». Так, в статье «Нечто об игре господина Щепкина, по поводу замечаний «Северной пчелы» он писал: «Нужно говорить с сердечным сокрушением о том, как равнодушен у нас так называемый лучший круг публики к отечественному театру, как редко в нем бывает, а поэтому и мало знает». «Приезжает бульварный фарсер из Парижа - прощай Щепкин, наш бонтон на него и не взглянет. Сколько дарований и начинаний погибло единственно от того, что не были замечены и отмечены публикой. Кто виноват, что таланты наши останавливаются на первых ступенях искусства?».4
С лета 1827 года началось цензорство Аксакова. Вступая в эту должность, он дал слово толковать в цензурном уставе «все в хорошую сторону». Аксаков стал по-настоящему прогрессивным цензором. Дело шло без проволочек. Так, например, небольшие рукописи просматривались и цензур провались тут же при авторах. Этого никогда раньше не было в цензурных комитетах.
Особые отношения сложились у Аксакова с издателем «Московского вестника» М.П. Погодиным. Он стал не только цензором этого журнала, но и автором, писавшим статьи о театре, об игре московских актеров, делал разборы спектаклей. В журнале даже стали прилагать специальные листы, где помещались аксаковские вещи. Аксаков фактически возглавил театральный отдел журнала. Страсть декламатора, любителя домашних спектаклей нашла другой выход - театрально-критическую деятельность. Эта страсть к игре явно звучала в его статьях, где главным были сопричастность, сопереживание игре актеров, его неравнодушие. Перед читателем возникали не сухие строки рецензий, а живые зарисовки, портреты актеров и актрис. Аксаков старался досконально вникнуть в секреты актерского мастерства, ставя во главу угла театральной игры «натуральность», как он сам это называл.
Проницательность Аксакова как театрального критика в полной мере выразилась в том, что он первым по достоинству оценил игру великих актеров Мочалова и Щепкина. Они были представителями двух различных направлений - реалистично-комедийного и романтично-трагического, но их объединяла психологическая правда, глубина в раскрытии характера героя. Аксаков в своих рецензиях об игре этих актеров давал им меткие и точные оценки. Особенно сильна оценка Мочалова во «2-ом письме из Петербурга». Аксаков пишет, что игра Мочалова «имеет такие минуты, такие превосходные места, которые доходят прямо до сердца, в восторг приводя зрителя»5. В этой статье Аксаков сравнивает игру Мочалова с игрой известного тогда актера Каратыгина, отдавая предпочтение первому. Интересно, что эта статья вышла за 7 лет до появления статьи Белинского «И мое мнение об игре господина Каратыгина», где он отдает предпочтение «сильному и самобытному» Мочалову перед искусственной игрой Каратыгина, повторяя тем самым оценку Аксакова. Кстати, впоследствии Белинский повторит аксаковское сравнение Мочалова с «самородком чистого золота».
Аксаков, хоть и представлял тогда действительность «пошлой», «низкой», недостойной театрального искусства, несмотря на дань «условной натуральности», т.е. декламации, по сути отстаивал саму «натуральность», видя единственный способ обратиться к натуре, к истине, к простоте: «изучать искусство, представлять в театре людей не на ходулях, а в их настоящем виде». Аксаков содействовал развитию реалистической традиции на русской сцене. Уже в этом можно разглядеть черты будущего художника, автора «Семейной хроники» и «Детских годов Багрова-внука» с их простотой и естественностью.
СНОСКИ
- Аксаков С.Т. Нечто об игре г-на Щепкина по поводу замечаний «Северной пчелы» // Аксаков С.Т. Собр. соч.: В 4 т. Т.З. - М., 1955.- С.415.
- Аксаков С.Т. Мысли и замечания о театре и театральном искусстве // Там же. С. 399.
- Аксаков С.Т. Федор Григорьевич Волков, или день рождения русского театра // Там же. С. 458.
- Аксаков С.Т. Нечто об игре г-на Щепкина по поводу замечаний «Северной пчелы» // Там же. С.416.
- Аксаков С.Т. 2-ое письмо из Петербурга к издателю «Московского вестника» // Там же. С.450.
Л.Л.ИВЛЕВА,
преподаватель,
Э.Ш. ФАЙЗУЛЛИНА,
кандидат филологических наук,
доцент БГПИ