Чудотворная икона - понятие, идущее из глубины веков. Не обошел его вниманием и С.Т. Аксаков, рассказав в автобиографических повестях о чудесах, явленных через особо чтимые иконы Богородицы.
Владимир Солоухин в 1970-х годах в очерке «Аксаковские места» рассказал о вопиющем варварстве: в селе Ново-Аксаково Оренбургской области было осквернено святое место. Некогда там находился целостный архитектурный ансамбль: прекрасная каменная церковь во имя иконы Божией Матери «Знамение», празднуемой 27 ноября (по ст. ст.), построенная, как известно из «Семейной хроники», отцом писателя, часовня и фамильный склеп.
Обет возвести Знаменскую церковь дал еще дед писателя - Степан Михайлович Аксаков в те времена, когда переселялся из Симбирской губернии со своим семейством и крепостными крестьянами в «неизвестную басурманскую сторону», на «простор и приволье берегов Бугуруслана» С первого камня новоселившуюся деревню назвали Знаменской, но позднее это название осталось только в деловых актах, а крестьяне и все окружающие соседи стали звать деревеньку Новым Аксаково по прозванию барина и в память Старого Аксаково Симбирской губернии. До постройки церкви главной святыней имения Аксаковых была икона во имя Божией Матери «Знамение». Хранилась она в господском доме, и без нее не проходило ни одно значительное событие.
В очерке Солоухин писал, каким леденящим ужасом наполнилась его душа, когда он узнал, что церковь уничтожена, а на месте склепа с могилами родителей С.Т. Аксакова зияет яма для сбора мусора. К счастью, надмогильные камни сохранились, вот только надписи на них стерлись. Так на памятнике Марии Николаевне Аксаковой (урожденной Зубовой) читались лишь число и месяц рождения «января 7 дня».
Знал бы Владимир Алексеевич, какую бесценную услугу оказывает аксаковедам, публикуя эту дату! Дело в том, что подлинные метрические свидетельства Марии Николаевны не найдены и дата ее рождения вызывает споры. В повести «Детские годы Багрова-внука» указано другое число - 6 января, которое, как подчеркивает автор, было в то же время праздником Крещения. Но ведь и речь в повести идет о другом человеке - литературной героине Софье Николаевне Багровой, урожденной Зубиной. Изменена, как видим, даже девичья фамилия матери. Изменена и подлинная дата рождения, - и не случайно - она перенесена на Крещение - один из главных церковных праздников, особо почитаемых в народе. Изменив дату рождения, Аксаков возложил на свою героиню особую миссию - нести духовный свет.
Просветительница по образованию, по складу ума и кругу общения, Софья Николаевна хранила в душе заветы русской старины, привитые ей матерью, Верой Ивановной Кандалинцовой, бывшей «из купеческого звания». Благочестиво и богобоязненно было уфимское купечество, строго соблюдало оно весь круг церковных обрядов (что хорошо известно из «Воспоминаний» М.В. Нестерова). Маленькая Сонечка наследовала религиозную культуру от матери, но рано оборвалась их духовная связь: в 12 лет девочка осталась сиротой. Умирая, мать благословила дочь иконой Смоленской Божией Матери, препоручая свое дитя «теплой заступнице мира холодного».
Вскоре отец Сонечки женился на молодой и властной женщине А.П. Рычковой, сделавшей жизнь падчерицы невыносимой до такой степени, что она была близка к самоубийству. Тут-то и проявилась чудотворная сила иконы: «...Решившись прекратить невыносимую жизнь, бедная девушка захотела в последний раз помолиться в своей каморке на чердаке перед образом Смоленской Божией Матери... Она упала перед иконой, и, проливая ручьи горьких слез, приникла лицом к грязному полу. Страдания лишили ее чувств на несколько минут, и она как будто забылась; очнувшись, она встала и видит, что перед образом теплится свеча, которая была потушена ею накануне; страдалица вскрикнула от изумления и невольного страха, но скоро, признав в этом явлении чудо всемогущества Божьего, она ободрилась, почувствовала неизвестные ей до тех пор спокойствие и силу и твердо решилась страдать, терпеть и жить».
Неоценимую помощь икона как материнское благословение оказала сироте, когда пришла пора решать вопрос о замужестве - «этот великий, - как пишет Аксаков, - роковой вопрос для всякой девушки». Сватовство страстно влюбленного в нее молодого человека, бывшего далеко не ровней ей по воспитанию, образованию и общественному положению, поставило в тупик. Ее охватило «невыразимое смятение тоски, страшное сознание, что ум ничего придумать и решить не может, что для него становится все час от часу темнее - обратили ее душу к молитве. Она побежала в свою комнату молиться и просить света разума свыше, бросилась на колени перед образом Смоленской Божией матери, некогда чудным знамением озарившей и указавшей ей путь жизни, она молилась долго, плакала горючими слезами и мало-помалу почувствовала какое-то облегчение, какую-то силу, способность к решимости, хотя и не знала еще, на что она решится, это чувство было уже отрадно ей».
И в дальнейшем, став невестой и обручившись, постоянно испытывала Сонечка муки одиночества, отсутствие разумного и сердечного советчика, которому можно было бы вполне доверить размышления о своей будущей судьбе. И вновь помогало материнское благословение: «Не один раз приходила она в отчаяние, снимала с руки обручальное кольцо, кладя его перед образом Смоленской Божией Матери, и долго молилась, обливаясь слезами, прося просветить ее слабый ум. Так поступала она, что мы уже знаем, во всех трудных обстоятельствах своей жизни. После молитвы Софья Николаевна чувствовала себя как-то бодрее и спокойнее, принимала это чувство за указание свыше, надевала обручальное кольцо и выходила в гостиную к своему жениху спокойная и веселая».
Чем ближе к свадьбе, тем чаще заветное колечко снимается с руки, тем жарче молитвы. Любопытно, что история со сниманием обручального кольца накануне свадьбы повторилась позднее с ее дочерью Надеждой, любимой сестренкой Сергея Тимофеевича, которая рассказала об этом в своей повести «Наташа». Молодая девушка, просватанная также за горячо любившего человека, в отличие от матери, ни сочувствием, ни состраданием к нему не прониклась, долгой молитвой и размышлениями себя не утруждала, а как капризное дитя, снимала кольцо с руки и клала его перед женихом уверяя, что «я Вас не люблю и никогда любить не буду; никакая Ваша любовь, никакие пожертвования не обратят к Вам моего сердца. Не губите себя, ни ту, которую вы любите. Это будет знак истинной Вашей любви».
Поначалу жених пытался обратить все в шутку, говоря, что «колечко озябло», и невеста, повинуясь взгляду матери, нехотя одевала его вновь; через некоторое время, видя совершенное отвращение невесты, он разорвал помолвку.
По неисповедимому промыслу Божию, сын С.Т. Аксакова Григорий в свое время влюбился в дочь некогда отвергнутого жениха своей тетушки Софью Александровну Шишкову. Просвещенные родственники не захотели повторять печальную повесть о Ромео и Джульетте: дети их примирили. Родившаяся от этого брака девочка Оля и стала той самой знаменитой «аксаковской внучкой», благодаря которой появились на свет повесть «Детские годы Багрова-внука»и приложение к ней - сказка «Аленький цветочек», прославляющая чудо самоотверженной женской любви.
Но вернемся к Софье Николаевне: самоотверженность была у нее в крови. В своих думах о замужестве она принимала во внимание не только порывы девичьего сердца, но и судьбы окружавших ее людей: прикованного параличом к постели отца, мечтавшего видеть свою Сонечку пристроенной за хорошим человеком, беззаветно любившего ее жениха и его родителей, давших благословение на брак. Свадьба состоялась, хотя мысли о ее разрыве мелькали в воображении невесты вплоть до самого венца: « ...Целая жизнь, долгая жизнь с мужем-неровней, которого она при всей своей любви не может уважать, беспрестанное столкновение совсем различных понятий, противоположных свойств, наконец, частое непонимание друг друга и сомнение в успехе, сомнение в собственных силах, спокойной твердости, столько чуждой ее нраву, впервые представилось ей в своей поразительной истине и ужаснуло бедную девушку!.. Но что же делать? Неужели разорвать свадьбу перед самым венцом?.. Нет, не бывать такому! Бог поможет мне, Смоленская Божия Матерь будет моей заступницей и подаст мне силы обуздать мой вспыльчивый нрав...»
Венчание проходило в церкви Успения Божией Матери в Уфе, где впервые будущий муж увидел красавицу Софью Николаевну, и она обворожила его мягкое сердце. Одной из икон этой церкви, а именно Иверской Божией Матери, суждено будет чудесным образом исцелять смертельные недуги молодой женщины после замужества на трудной, как окажется впоследствии, стезе материнства, но до этого молодая женщина, соблюдая старинный обряд, примет благословение в Багрово.
Торжественно встретит свадебный поезд молодых все население деревни, и стар и млад, без сословных предрассудков. «Едут, едут! - раздалось по всему дому, и вся дворня, а вскоре и все крестьяне сбежались на широкий господский двор, а молодежь и ребятишки побежали навстречу. Старики Багровы со всем семейством вышли на крыльцо; один держал образ Знамения Божьей матери, а другая - каравай хлеба с серебряной солонкой. Золовки и два зятя стояли около них. Экипаж подкатил к крыльцу, молодые вышли, упали старикам в ноги, приняли их благословение и расцеловались с ними и со всеми их окружающими...».
Иконы, почитавшиеся в аксаковской семье, восходят к двум заглавным типам Богородичного цикла Смоленская и Иверская по композиции близки к «Одигитрии», что в переводе означает «Путеводительница». Икона Богородицы «Знамение» восходит к типу «Оранта», что значит «Молящаяся». Третий тип - «Умиление» - в повестях Аксакова отсутствует, но в Мемориальном музее писателя такая икона есть: это подарок Владыки Никона в честь 230-летнего юбилея Марии Николаевны, торжественно отмеченного в праздник Крещения Господня.
ДАР ВРАЧЕВАНИЯ МАРИИ АКСАКОВОЙ
В 1780-х годах в Уфу, входившую тогда в состав Оренбургской губернии, приехал путешественник граф Мантейфель. Осмотрев достопримечательности, пожелал он познакомиться с главой тогдашней администрации Уфы, Товарищем наместника Оренбургской губернии Николаем Семеновичем Зубовым. С удивлением граф узнал, что Товарищ наместника уже давно прикован к постели тяжелой болезнью, а обязанности главы канцелярии выполняет его семнадцатилетняя дочь Мария Николаевна. Она принимает всех представителей власти, чиновников и городских жителей, ведет с ними переговоры, пишет письма и деловые бумаги. Еще больше удивился граф, когда узнал, что эта молодая девушка попечительно заботится о младших братьях и сестрах, осиротевших после смерти мачехи, а также усердно ухаживает за больным отцом, составляя ему лекарства по медицинским книгам. Граф поспешил познакомиться с уфимской красавицей, и в знак особого уважения и признания ее талантов преподнес ей бесценный дар - «Домашний лечебник», сочинение в пяти томах доктора Бухана.
Для Марьи Николаевны лечебник становится другом и советником на многие годы. Изучив его внимательно, она почувствовала нравственную потребность облегчать страдания больным, уверовала в свои способности к врачеванию. С помощью знаний, почерпнутых из лечебника, она ухаживала за отцом, спасла от неминуемой смерти сына (будущего писателя Сергея Тимофеевича Аксакова). Переехав на постоянное место жительства в дерев-ню Ново-Аксаково, она завела домашнюю аптеку, лечила своих и чужих, и поэтому немало больных съезжалось к ней из окружных деревень. Лечебник помогал ей поддерживать собственное здоровье.
В своих автобиографических повестях С.Т. Аксаков немало страниц уделил дару врачевания собственной матери, основанному не только на медицинских познаниях, но и на сострадании ближним.
В 1894 году в журнале «Русский архив» (книга III, №8) были опубликованы подлинные письма Тимофея Степановича и Марьи Николаевны Аксаковых, которые содержат бесценный материал для аксаковедов. В том числе там много сведений о состоянии медицины того времени. Письма датированы 1818-19 годами. В это время родители С.Т. Аксакова жили в Москве, приехав туда для излечения младшей дочери Софьи и определения на службу младшего сына Аркадия. Они регулярно переписывались с оставшимися в Ново-Аксаково сыном Сергеем и его женой Ольгой Семеновной, причем подписывались весьма демократично: Тимофей Аксаков и Марья Аксакова. Мы предлагаем вашему вниманию небольшие фрагменты писем Марьи Аксаковой, позволяющие глубже и разносторонне раскрыть образ этой незаурядной женщины.
Прививка оспы
Первое письмо отослано с дороги, и в нем все мысли о покинутых детях и внуках:
Девятый день, как мы выехали из Аксакова и только еще во Владимире. Вчера приехали ночью. Сердце мое разрывается, не знавши ничего о вас, дражайшие мои детушки, Сереженька и Ольга Семеновна. Уладились ли вы с кормилицами? По счету моему и Репьевские бабы должны уже приехать к вам, и воспа привезена. Молю Господа, чтобы Машинъка так хорошо перенесла, как маленький мой друг Константин. Бога ради, подробнее, как можно подробнее, пишите ко мне о них, милые друзья мои. (Владимир, 16 июня 1818года).
В те времена оспа была бичом народонаследия; она косила многие тысячи и на всю жизнь уродовала тех, кому посчастливилось выжить. Прививки вызывали ничуть не меньший страх и были прозваны в народе «когтем дьявола». Перелом в отношении к прививкам наступил в 1768 году, когда императрица Екатерина II привила оспу себе и сыну своему Павлу. Кроме того, она сочинила сказку «Царевич Фивей», где приписала прививке оспы не только избавление от болезней, но и чудесное обретение «любопытства и охоты к познанию всего», то есть горячего желания учиться. Разумеется, не многие родители и в те времена, и значительно позже добровольно последовали монаршему примеру, а только самые образованные и отважные. Как мы видим, среди них была и Марья Николаевна Аксакова.
Поиски кормилицы
Прививка оспы прошла благополучно, а история с выбором кормилицы имела длительное продолжение. В следующем же письме, уже из Москвы, Марья Николаевна рассказывает, как советовалась с московскими врачами по этому поводу, на что один из них, Рихтер, поведал ей занимательную историю о том, как участвовал в выборе кормилицы для рожденного в Москве 17 апреля 1818 года царского дитя - будущего государя-императора Александра II:
Как трудно найти настоящую кормилицу - опишу вам, что Рихтер сказывал. Было привезено избранных здоровых 80 баб для царского дитяти. Рихтер с двумя докторами и с двумя еще акушерками - и разумеется не по-нашему - разбирали; нашлось годных три. Взяли из трех лучшую, присадили; к ней приехала мать, которую допустили видеться с нею, наговорила ей столько страхов быть кормилицею и напоследок сказала, что ей отрубят голову, ежели царское дитя умрет. Та зачала выть, плакать, не есть. Ее тотчас сменили, дали сто рублей и выслали; приставили вторую, а третья поехала на подставу на случай непредвиденный в дороге. Награждение, по выкормлении сроку, десять тысяч рублей и каменный дом. Пища - все, что она еда, ничто не переменили: квас, огурцы, капусту, щи, - словом все, что она ела дома. Разумеется, что все теперь лучшее, но все простое: солонины, никаких жирных, сдобных кушаньев не давали; ни чаю, ни кофе ничего не пила. Бога ради, уведомьте меня, какую возьмете кормилицу, и долго ли Косточку кормить намерены? (Москва, 27 июня 1818 года).
Через две недели, в ответ на полученное письмо, разговор снова зашел о кормилице.
С совершенным прискорбием вижу, что опять у вас пошли расстройки с деточками. Выбор кормилиц есть дело претрудное и опасное; вы прочли уже, что из 80-ти сколько можно было избрать, и ведь здоровье для всех равно младенцев надобно. (Москва, 11 июля 1818 года).
Вновь и вновь она советуется с докторами, и те в один голос предлагают прекратить грудное кормление Константина. Однако молодые отважились на это почти через полгода. Как только бабушка получает об этом известие, тотчас же посылает свои рекомендации по кормлению внука.
Молока Костинъке не давать совсем, оно и грудное ему впрок не шло. Пища его должна быть мясная, супы, жареное, говядину сосать сочную, но не жирную, изредка желтки, в неделю раза два по яичку. С постным чаем сухариков или лучше гренков против печки высушивать тоненьких, вина давать раза два понемногу, заставлять или заманивать его больше бегать, мыть через день в теплой воде. Вот, други мои, что советуют делать с моим Костинъкой. Друг ваш Марья Аксакова. (Москва, 13 февраля 1818 года).
Интересно, что в аксаковской повести «Детские годы Багрова-внука» образ кормилицы необычайно привлекателен. Это была господская крестьянка, которая очень полюбила своего молочного сынка Сереженьку. Долгое время, уже оставив кормление, она приходила в господский дом издалека, чтобы полюбоваться на него.
Медицинские знаменитости
Сразу же по приезде в Москву Марья Николаевна познакомилась с Мудровым, медицинской знаменитостью того времени. Имя-отчество его не называется, как и упомянутого выше доктора Рихтера. Этой чести был удостоен только Андрей Михайлович Клоус, преподаватель повивального искусства Московского Воспитательного дома. Некогда он жил в Уфе, имел там медицинскую практику и был коротко знаком с супругами Аксаковыми, о чем подробно рассказывается на страницах «Семейной хроники». Клоус, по всей вероятности, и посоветовал своим давним друзьям обратится к Мудрову.
По письмам видно, как много надежд возлагалось на общение со знаменитым доктором. Марья Николаевна мечтала не только вылечить младшую дочь Сонечку, страдавшую нервными припадками, но и получить консультации о лечении остальных детей и внуков, а также разузнать о новых медицинских средствах по лечению своих заболеваний. Это-то, последнее, удалось более всего: Мудров нашел у нее болезнь сердца и, узнав, что больная владеет навыками самолечения по домашнему лечебнику Бухана, посоветовал достать медицинскую новинку, сочинение, имевшее необыкновенно длинное название: «О болезнях сердца от продолжительных печалей, несчастных в жизни происшествие, от приключений душу потрясающих», где сказано: «Повреждения сердца не могут быть исправлены, но нужно знать их причины, дабы быть в состоянии правильно судить о таковом положении и доставлять страждущим хоть некоторые облегчения; в противном случае внезапная скоропостижная смерть последует. Известны также органические уклонения сей весьма важной внутренности, каковы суть уменьшения или увеличения существа его, перемещения или сдвинутия от потрясенцев душевных сердца в правую его полость и следующие за сим одностороннее онемение тела и смерть».
Напечатано сие сочинение было в книге «Академические чтения о хронических болезнях». Достать ее в Москве не было никакой возможности, так что пришлось делать заказ в Петербург.
Приглашая Мудрова к Сонечке, Аксаковы ждали чуда моментального выздоровления. Но он первоначально только присматривался к больной, объясняя, что такова его метода. Затем прописал лекарства, которые оказались неэффективными. От письма к письму видно, как дальнейшее знакомство с ним все больше и больше разочаровывало.
Лекарства Софье дает г. Мудров весьма недеятельные. Конечно, ей получше; но нет того, чтоб совершенно она была здорова, и видно, что ожидать этого - от милости Господней, а не от врачей; и время, может быть, все переменит... Ездит Мудров дня через два, а иногда через три: говорит, что лекарство менять часто не годится. Мудров так занят и так разбогател, что на 10 рублей не весьма приятно взирает; но я решилась более не давать. А случилось один день ей дурно, то я сыскать его не могла: пировал в Лафертовском, там и спал. Иной день до обеда спит, и у него человек 20 слуг дожидаются стоят, дабы просить к отчаянно больным. (Москва, 31 июля 1818 года).
В августе из Петербурга навестить отца и мать приезжает старшая дочь Надежда Тимофеевна Карташевская с сыном Сашей, которому нездоровится. Молодая женщина сама едет к Мудрову за помощью и приходит в ужас от увиденного:
У него и свои дети столько расслабленные, что Надежда, быв у них, ужаснулась: по третьему году девочка с месяц как пошла и чуть жива, мальчик с вывихнутой ногой и едва жив; то не лучше ли наши средства? Софье моей нимало помог, и так возвращаюсь с тем же, с чем и приехала. (14 августа 1818 года).
Пришлось Марье Николаевне обратится к Рихтеру. Тот, познакомившись с больной, велел оставить все на натуру (то есть на здоровые силы растущего организма), надо-де только ничем ее не волновать. «Но возможно ли это?» - сокрушается мать и невольно восклицает: «Видно, это истинно сказано, что нервные болезни есть бич врачебной науки». И все же Рихтер дал возможность Марье Николаевне увидеть настоящее чудо медицины, которого так жаждала ее душа:
Мне Рихтер рассказывал подробно, он магнетизировал графиню Разумовскую; она месяца три была в постели от потери мужа, три недели слишком не ела, дошла до совершенной крайности, конвульсии были во всем теле, словом, здесь был консилиум, но все было тщетно: она была без сякой надежды, все отреклись врачи. Я, говорит Рихтер, предложил всем, чтобы ее магнетизировать, все были противу меня: но я настоял, и так в 6 дней утешилась рвота, конвульсии, и в 4 недели здоровье до того восстановилось, что она поехала в Петербург, и с ней наш знаменитый доктор поехал ее провожать. Графиня заплатила ему 20 тысяч рублей. Вот, мои други, какие чудесные лечения, да какие же и лета! Ей 50 лет, натура ослабевшая, и тут помогло сие чудесное лечение.
Домашняя педагогика
Капризен был в детстве Константин Аксаков, так что у родителей руки опускались. И вновь выручала многоопытная бабушка, у которой дар врачевания тесно переплетался с педагогическим даром. Получая письма с жалобами на внука, она поначалу просила родителей набраться терпения:
Косточка мой капризен: когда же умные бывают слишком покорны? Господь с ним. Вырастет - не будет таков. Отец его был весьма упрям; но дай Господи, чтобы он был таким. (Москва, 23 декабря 1818 года).
Видя, что долгосрочные прогнозы положения не спасают, решилась Марья Николаевна дать своим детям серьезные педагогические наставления. Начала она издалека: похвалила за откровенность в письмах, чтение которых скрашивает ей жизнь.
Описания ваши, други мои, о деточках наших составляет утеху жизни моей. Читаю и перечитываю письма ваши по нескольку раз на день; вечером они, при засыпании моем, вместо книги утешительной успокаивают дух мой. Только дам вам совет мой, как истинный друг ваш и мать: управлять умненько нужно капризным умишкой, как пишешь ты, мой друг Сереженька, Косточкиным.
Первое правило, по-моему, чтобы не исполнять всякое его желание и не горевать о том, что он поплачет о том. Это будет в великую ему пользу в будущее время, и никогда не давать ему любимой вещи в то время, когда он упрямится и просит ее; хотя бы, Бог знает, как он о сем плакал, не давать. Покорите непременно его властью вашей, и уже пора это начинать, особенно же потому, что разум его слишком превзошел его возраст; с ним надобно действовать, как с пятилетним, по его особенно памяти. Я знаю, что милый друг мой, дражайшая Ольга Семеновна, лучше моего все придумает; но она менее имеет опытов и, может быть, слишком любит много, отчего не в состоянии делать такие насилия нраву Косточкину, - тогда отец во всем смыслит. Отец разумный должен выполнить все, но не вспыльчивостью, а ровным управлением воли детей. Вот мне не нравится то, зачем его закачивать? Дитя не должен иметь таких прихотей, которые ему напоследок обратятся в великое горе; всегда он должен быть положен прямо в кроватку: ежели истинно хочет спать, уснет без всех пособий, когда здоров. Потом еще одно слово, дражайший мой Сереженька! Ты говоришь, что нельзя его обмануть ни в чем, нельзя большой кусок сахару подменить маленьким. Этого и делать не надобно, а надобно, чтобы воля ваша была для них закон. Ежели он хочет иметь кусок большой и с капризами его требует, тогда взять маленький и сказать: «Вот я хочу, чтобы ты этот взял»; не хочет, заплачет - не давать, чтоб он везде видел вашу волю, а не свою. Тогда будет таков же как ты, дражайший сын мой; разольет счастье на вас, своих родителей, и более будет любить, нежели родителей слабых, которые покоряются воле его. Я не знаю, еще не видела в 50-летней жизни моей, чтобы дети, воспитанные без власти, побили совершенно своих родителей. Не посетуйте на меня, что я для нового года даю вам дружеские наставления. Поводом к ним были ваши слова, дражайшая моя, милая умница Ольга Семеновна, в последнем письме вашем, где вы говорите: «Вот вам описание о вашем любимце, милая моя; уверена, что при вас он не был таков капризен». Нет, друг мой сердечный, это дело родителей, а не бабушки отваживать от капризов. Но что говорить! Он, моя лапочка, все способен впечатлетъ на умном сердечке своем. А ежели будет иметь капризы, то что будет вина ваша, а не его: на нем теперь что хочешь печатай, лишь бы печать была хороша, в чем и не сомневаюсь. Когда вы сами сына своего так воспитаете, чтобы он был сам себе в тягость. Когда он крошечка был еще при моем отъезде, ничего не говорил и не понимал, мною и тогда история о сахаре и сахарнице всякий день им была вспоминаема, и он, милое мое бесценное сокровище, не смел брать сам сахар. Все будет хорошо, дал бы Господь здоровья. Восхищаюсь, что Машечка зачинает ходить. Дай Бог, чтобы была хорошенькая: не худо это девочке, и Косточку представляю с разумными проницательными глазками, с внимательной физиономией.
Едва успела отослать бабушка это письмо, как получила известие о том, что внук отчаянно заболел. Как корила себя Марья Николаевна за свои педагогические рецепты, как мучилась раскаянием; «... а я, проклятая, даю еще советы, как его, моего лапиньку, не надобно нежить, а он все болен, и я не знаю ничего за тысячу верст от вас, каково это сердцу моему?»
И полетело в Ново-Аксаково письмо с заклинанием:
«Други мои, руководствуйтесь Буханном, по нему лечите его и Отец Небесный поможет нам».
Приращение семейства
У Марьи Николаевны и Тимофея Степановича было шестеро детей. К тому времени, о котором идет речь, двое из них имели уже собственные семьи, в которых непрерывно шло приращение потомства. Ольга Семеновна, рано потерявшая мать, постоянно искала помощи у многоопытной свекрови и получала ее.
Душою моею скорблю, что вы, милая и любезная моя Ольга Семеновна, нездоровы. Ознобы означают беременность; у меня есть книга славная: там говорят, что иная беременность до исхода имеет ознобы, и ничего худого от сего не случается, мучительные вагин злые спазмы! Сколько раз я говорила о них с Мудровым, говорит: Что я скажу заочно», - а кажется это истерический припадок. (Москва, 17 июля 1818 года).
Болезненное состояние невестки постоянно тревожило воображение свекрови, навевая пророческие сны:
Настанет время родин ваших, дражайшая моя Ольга Семеновна. Моления мои ко Господу непрестанные о вас, мои дражайшие; сны вижу прекрасные и сегодня видела, будто вы прекрасную белую булку подаете Сереженьке; видно, девочку родите. Да будет воля Господа Бога нашего с нами от ныне и до века! Он знает, что назначает нам чадам своим. И девочка иногда более будет счастлива, чем сын; а мне кажется родители только и должны думать о их счастье, а не о своем. (Москва, февраль 1819 года).
Действительно, вскоре семейство Аксаковых пополнилось еще одной девочка рождение которой разочаровало отца.
Сейчас получила письмо ваше, дражайшие мои дети. Оно исполнило душу мою совершенною радостью, что вы, милый друг мой, дражайшая моя Ольга Семеновн выздоравливаете благополучно. Как не любить мне Верочку за ее разумное явление на свет? Она маменьку свою не измучила и тем самым и папеньку своего успокоила и меня обрадовала неизреченно. Но Косточка, вижу, что не совершенно здоров: лето должно с помощью Бога нашего поправить его совершенно. Кормить вам самим, мой друг Ольг Семеновна, трудно будет, разве вы будете по нынешней методе начинать кормит Верочку после шести недель сухарями, обливая их чаем, а потом снятым молоком. Здесь и в Петербурге врачи дают сей совет. Новорожденная будет богата, что родилась в сорочке; почему же мой друг сердечный Сереженька и не восхищается, что Господь дал дочь. Все дети: для них самих больше хлопот в мире. (Москва. 4марта, 1819 года).
Несколькими месяцами раньше в Петербурге у четы Карташевских также родилась девочка, которую в честь бабушки назвали Марией. Всего же, как явствует из книги Г.Ф. и З.И. Гудковых «С.Т. Аксаков. Семья и окружение», у Тимофея Степановича и Mapии Николаевны было более тридцати внуков.
Послесловие
В Мемориальном доме-музее С.Т.Аксакова хранится одна из частей легендарного лечебника Бухана. В дар музею ее преподнес потомственный врач Виктор Михайлов Соколов. Он является троюродным трижды праправнуком Аксакова. В его семье жена, дочь и внук выбрали медицину своей профессией.
Кстати, полное название лечебника довольно объемно, но прочтите его внимательно, и вы увидите - там кратко и лаконично изложена вся программа оздоровления не только отдельного организма, но и общества. Именно о таком оздоровлении и мечтали просветители второй половины XVH1 века: «Полный и всеобщий домашний лечебник, сочиненный как для предохранения здравия надежнейшими средствами, так и для пользования болезней всякого рода, с показанием причин, разнопознавательных признаков, гнезда, оборота, усилия и исхода оных: также лекаре как повсюду перед глазами нашими находящихся, так и продаваемых в Аптеках) наименование оных как Российскими, так и латинскими словами; доброты времен употребления, количества и образа приема и других нужных обстоятельств в поли всякого человека, какого бы он ни был состояния и рода жизни и в каких бы ни находился болезнях»
Соболевская С.Л.,
Искусствовед, руководитель программы «Встреча культур» БФ РФК, Уфа