Одной из многих значимых проблем современной западноевропейской цивилизации является кризис института семьи. По мнению некоторых исследователей, эта проблема имманентно присуща современному Западу и связана с теми принципами, по которым он стал развиваться в Новое время. «Во всех незападных цивилизациях обмен меновыми стоимостями (товарами) был явлением маргинальным, так до конца, до нынешней эпохи всемирной вестернизации, и не получившей настоящую легитимацию...Действовала жесткая дилемма: или обмен дарами... или...вражда, хаос, дезорганизация и неповиновение» /1/.
Возможно ли строение всех сфер человеческой жизнедеятельности, основанное на контракте и гарантиях эквивалентного стоимостного обмена? Допустимо ли вторжение экономических категорий в сферу духовную и нравственную? «В цивилизации тотального менового (эквивалентного) обмена понятие дара исчезает, но вместе с ним исчезает и понятие социальных и моральных обязательств (я расплатился и потому никому ничем не обязан и не должен)» /2/. Понятно, что такая личностная позиция, которая постоянно продуцируется «совершенствованием» рыночных механизмов, вступает в противоречие с потребностями общественного развития, а в личностном плане вызывает отказ от духовной ориентации, всегда связанной с этикой сопричастности, совершенствования и служения. Современные экономисты говорят о кризисе инвестиционного духа, о растрате и невосполнимости социального (духовно-нравственного) капитала, который, как оказывается, был накоплен в домодернизационную эпоху традиционного общества и являлся его неотъемлемой частью. Главный источник такого «социального накопления» в традиционных обществах - религиозная вера и народная традиция. Уменьшение религиозной веры, религиозной пассионарности верующих может идти одновременно с возрастанием формальной религиозности. А для некоторых, в крайних, негативных вариантах, и вовсе, как возможность получить отпущение грехов, голос внутренней совести заглушив исполнением религиозного культа. Здесь энергетика истинного чувства заменяется знаками формальной сопричастности, псевдоангажированности, которые становятся важным условием самоидентификации этноса и народа. Такая вера становится больше фактором социокультурного и этнического плана. Она способствует отчасти и пробуждению расовой чувствительности, ориентируя на поиск различий, а не вечных истин во всем многообразии мировых религиозных текстов.
Человеческий тип, ориентированный на современную мораль успеха, постоянно опасающийся сделать что-то просто так, без отдачи, лишнее, переработать больше других, недополучить, не способен на долговременное социальное инвестирование. Конечно, довольно сложно «прокалькулировать» все неявные (социально-психологические и культурные) предпосылки действия общественного института семьи. Но, на самом деле, «всякая общественная деятельность, всякая кооперация людей наряду с процедурами эквивалентного обмена стоимости требует бескорыстно авансированного доверия, заранее не предусмотренной инициативы, спонтанных импульсов жизни, неукротимых, как сама природа. Словом - требует дара» /3/. Таким образом, кризис института семьи в современном западном обществе является следствием совершенствования отношений обмена в модернизированном обществе и вовлечения в сферу контракта все больших сфер человеческой жизни. Явление это долговременное и, похоже, не может быть преодолено без серьезных корректив самих основ социальных отношений. Особенно показательна в этом отношении распространенность феминизма в западном обществе. Уход женщин из «домашней экономики», принявшей форму «кухонного дезертирства», еще можно рассматривать как борьбу с патриархальной эксплуатацией через развитие сферы услуг и механизацию быта. Однако главный женский дар обществу относится к формированию человека - гражданина, работника, семьянина. Одна из версий феминизма предлагает «прокалькулировать» этот дар обществу, однако есть достовернейшее предположение, что общество и его члены могут оказаться неплатежеспособным банкротом... «Сохранит ли институт семьи право называться семьей, если все его практики будут пронизаны сугубо деловой этикой экономического расчета и обмена? В самом ли деле можно без неожиданных последствий заменить бескорыстную семейную этику дара прагматикой меновой эквивалентности?» /4/.
Другая, революционная версия феминизма, вообще предлагает просто расправиться с патриархальной репрессией, невзирая на непредсказуемость последствий такого леворадикального сдвига. Показательна неспособность феминизма разрешить эту проблему, которую он совершенно точно и аргументировано формулирует.
Негативные последствия кризиса института семьи и проникновение буржуазного «естественного эгоизма» во все сферы человеческих отношений вполне определенны. Во-первых, можно привести множество примеров, когда образованные, адаптивные, умеющие ценить время и собственные усилия мамаши не способны дарить ребенку настоящее материнское тепло и уверенность в том, что мир, который она ему подарила, просто прекрасен и в любом случае достоин приложения его сил. «Дети реагируют по принципу: «все или ничего». К примеру, материнская тревога даже в небольших дозах вызывает у них переживание ужаса,...дети очень чувствительны к эмоциональной атмосфере семьи: если она напряжена, тревожна, неблагополучна, то и психическое развитие младенца идет по типу «госпитализма» /5 /.
Второе практическое последствие этого - демографический спад в наиболее развитых западноевропейских странах. Технологии формирования общественного сознания, направленные на увеличение состава членов семьи, не дают ощутимого эффекта, хотя этим вполне последовательно занимаются социальные технологи. Потому представляется, в том числе, что это противоречит установкам потребительского сознания, главный принцип которого: получение максимального удовольствия, удовлетворение сиюминутной потребности, отказ от стратегии «отложенного счастья». Таким образом, превращение западноевропейской цивилизации в «цивилизацию обмена», придание принципу рыночного обмена тотального статуса, упразднение сдержек и противовесов, снижение реального влияния других видов власти в обществе - политической и духовной, нарушение их баланса, однобокий экономикоцентризм приводят к вырождению общества и в прямом и в переносном смысле. За внешним лоском изобилия и благополучия развитых стран «золотого миллиарда» скрывается множество неразрешимых проблем, одна из которых - демографическая. Очевидно ведь, что любые общественные процессы обессмысливаются, если отсутствуют их субъекты, либо становятся проблематичными, если их (субъектов) становится все меньше. Решение многих проблем модернизированных развитых стран компенсируется огромными материальными и финансовыми ресурсами, находящимися в их распоряжении. По мнению П.Л.Капицы, человечество сейчас совершает «глобальный демографический переход», который завершится к середине нашего века. Правда, он допускает возможность «апокалипсических сценариев»/6/. То есть цена, которую придется заплатить человеческой цивилизации, сохраняющей гуманистические установки Просвещения, похоже, довольно велика. Как справедливо замечает Ю.М.Лужков, «мы не можем ставить вопрос глобального демографического регулирования как реальный, не рискуя свалиться в искушение тоталитаризма и мрак нового расизма», но «в конце концов, фундаментализм «западного избранничества» сталкивается здесь с таким, же фундаментализмом его противников. И, как кажется, победителей в этом споре не будет, потому что на определенном этапе возобладает стремление не дать победить другому» /7/.
В нашей стране демографический обвал произошел помимо обычных факторов (к примеру, индустриализации, замедляющей демографический рост, как в СССР). Два из которых - материальная необеспеченность элементарных условий жизни семьи, бедность и радикализация неолиберальных идей в российском общественном сознании, - на наш взгляд, являются важнейшими.
Современный кризис института семьи относится главным образом к модернизированным странам западноевропейской цивилизации (Как говорят иногда, «западная семья сегодня - это три автомобиля и один ребенок»). Явное, на наш взгляд, заблуждение, что материальное благополучие «убивает материнский инстинкт», не будем рассматривать всерьез. Тем более, что есть немало примеров многодетных семей в высших по уровню благосостояния слоях общества запада. И население богатых исламских стран вовсе не следует примеру западного среднего класса. Утрата «материнского инстинкта» - болезнь именно среднего класса буржуазного общества. И болезнь эта является болезнью духа, прямо не предопределяемой уровнем материального благосостояния. Эта болезнь среднего класса является «заразной», она распространяется и среди тех слоев населения бедных стран, которые возомнили себя средним классом и приняли его мировоззренческие установки - даже если по западным меркам их можно было бы причислить к бедноте.
Средний класс - основа буржуазного общества, генератор и носитель «духа естественного эгоизма». Очень богатое меньшинство приобрело характер изолированной аристократичности и утратило «буржуазность». Что же характерно для мироощущения среднего класса? Пессимизм и индивидуализм. Это неверие в человека, в его благое предназначение, в его причастность к Добру. Индивидуализм направлен против семьи. Решение родить ребенка - это акт любви, желания человеческой близости, веры в счастливое будущее этого ребенка и в спасение его души. Пессимизм и индивидуализм подавляют этот порыв.
Пессимистический духовный фон жизни на Западе стараются подавить различными способами. Потребительская лихорадка и ее «приступы» достижений научно-технического прогресса, сексуальная революция и эмансипация раскрепощенной телесности, приступы фанатизма, как инверсии формальной религиозности или безверия, расизма, наконец, антитеррористическая деятельность, сплачивающая и консолидирующая общество. Но все это факторы внешние, то есть не затрагивающие причин их возникновения. Это не спасает, и нарастающий пессимизм выражается в неприязни к зарождению и пестованию жизни.
Другие общества и культуры, не утратившие ориентацию на традиционные ценности, которые по сути являются религиозными и освящены в разных культурах морально-нравственными канонами любви и добра, не испытывают такого кризиса семейных отношений и, как следствие, имеют более или менее стабильную демографическую ситуацию.
Как формируются традиционные ценностные ориентиры? Ведь представление о них есть у самого радикального нигилизма. Это что-то главное в жизни человека и человечества, то, что делает его таковым, формирует начало человеческого общежития, события. Формирует его первоначальный социум ребенка: семья, любовь к родителям и близким. Здесь ребенка впервые охватывает чувство счастья и радости. Вот как об этом пишет Флоренская Т.А.: «По этому чувству радости служения можно узнать, с любовью ли мы относимся к человеку. Значит, можно легко и радостно, забыв о себе, поставить другого на первое место; это естественно для любящего и переживается как счастье - «соучастие» другому. Выходит, что счастье и состоит в самозабвении своего Я ради любимого. Но в этом отказе от того Я, о котором мы обычно печемся, тревожимся, оберегаем его статус и привычную роль - в отказе от маленького эгоистичного Я рождается духовное Я» /8/.
Понятие «семья» все больше теряет свою традиционную ценность в условиях новейшей глобализации. Ценности разрушаются, причем идеология глобализма рассматривает этот процесс как положительный. Это разрушение связывают с приданием обмениваемого статуса тем вещам и явлениям, которые по старым, «архаичным» меркам мрачного традиционализма таким статусом обладать не должны. Институт семьи переживает кризис. Распространенным явлением становятся кратковременные связи, на смену традиционному браку с венчанием приходит гражданский брак, в котором нет духовного фундамента, семейные отношения по расчету или основанные на брачном контракте.
Каковы же все-таки перспективы традиционного института семьи, возможно ли его восстановление и восстановление тех его социальных функций, которые являются принципиальными в ближайшей и отдаленной исторической перспективе человечества? Самое главное, как мы выяснили, заключается в том, что необходимо поменять общие установки современной вестернизирванной эпохи, изменить ориентацию потребительского сознания, направленного на получение максимального удовлетворения потребности и не способного к самопожертвованию и самоограничению. Реакция незападных цивилизаций и культур на наступление западноевропейского экономикоцентризма разная. В мусульманском ареале преобладает подход агрессивного отрицания, но в главном отсутствует наличие перспективных по силе влияния альтернатив. Конфуцианско-буддийская цивилизация, принимая правила глобальной экономической игры, пытается сохранить автономию и самодеятельную неподопечность в стратегических и принципиальных вопросах существования китайской цивилизационной идентичности. Даже Япония, которая относится к странам «золотого миллиарда», не являясь западноевропейской страной, как таковой, со своими традициями, предопределившими «японское чудо», расстается «скрепя сердце». Но иногда кажется, что знаменитая горбачевская фраза «процесс пошел» касается не только судьбы СССР, другие страны с разной скоростью двигаются к мировому кризису, которому определены уже вполне зримые экологические (финансовые, технологические и т.д.) пределы/9/. Процесс глобализации идет с ускорением, важнейший смысл которой в том, что все становится связанным со всем, особенно это ощущается в финансовой сфере, и есть непреодолимое противоречие всеобщего эквивалента-доллара как национальной и как мировой денежной единицы. «... В XX веке было несколько крупномасштабных кризисов. Но ни один из этих кризисов не затрагивал базовые принципы западной экономики. А сейчас разрушается единая мера стоимости»/10/. Важнейшей характеристикой этого процесса, как уже говорилось, является вовлечение в сферу обмена все больших и больших сфер человеческой жизнедеятельности, когда то, что по каким-либо причинам не покупается и не продается (вопреки формуле «знаем цену всему и не знаем ценности ничего») получает статус неполноценности, отверженности, изгойства, ретроградной архаичности и косного традиционализма и, таким образом, рано или поздно добивается реального эквивалента в денежном измерении. В полном соответствии с расхожей фразой: что нельзя купить за большие деньги, можно купить за очень большие. Примечательна в этом смысле передача В.Познера «Времена» от 4 июля 2004 года. На восклицание В.Познера о том, что у русских вроде «дефективная» ментальность, они не хотят быть богатыми, почему они до сих пор мыслят категориями судеб человеческих, почему у них остается этот русский космизм, эта неуместная, по рыночным критериям эффективности, соборность? Его собеседник Г. Тосунян отреагировал оптимистично, мол уже вполне в обиходе устойчивого словоупотребления фраза «дело не в деньгах, а в их количестве».
Смена цивилизационной идентичности - процесс драматичный и должен быть поддержан, если не инициирован причинами внешнего (и высшего) по отношению системе порядка. Это верно как в одну, так и в другую сторону, как для традиционной, так и антитрадиционной (модернистской и постмодернистской) модели общественного устройства. То есть на попытку смены русской, советской, православной, евразийской идентичности всего постсоветского пространства - достойный ответ: против. Против «западноевропейской глобализации», того направления исторического прогресса, который игнорирует общечеловеческую перспективу и равное достойное будущее для всех народов и континентов. Без деления на первые, вторые и третьи сорта-страны, и закреплением такого статуса на «века вечные». «Второй план» сегодняшней глобализации в том, что прогресса для всех не хватает, что это улица с односторонним движением, двойными стандартами, общемировая финансовая пирамида. Такой прогресс нельзя продолжать, он не только взорвет экологию планеты; постиндустриальные ценности эпохи информационных технологий и новый характер труда, делающие товар принципиально неотчуждаемым от его производителя несобственника, приведут к кризису социальной организации т.д. /9/.
Получается, что кризис института семьи связан с социальными процессами более фундаментального порядка и является отражением противоречий общественно-социальной практики. Разрешить этот кризис, не загоняя проблему вглубь и не принимая скоропалительно ретуширующих решений, можно только существенно изменив содержание социальных отношений. Самым главным, мы уверены, является изменение статуса духовной власти в любом обществе, в любой цивилизации, в любой культуре, семье, для каждого человека. Иерархия высшего и низшего должна быть реабилитирована в наше прагматическое время. Человек должен заново начать учиться быть вдохновленным большими «метарассказами», которые так старательно были уничтожены постмодернистским дискурсом. Евразийская цивилизация имеет уникальное историческое наследие, великую культуру, самую миротворческую цивилизационную идентичность, сформированную реалиями многонационального и многоконфессионального российского и советского государства. «В нашем типе цивилизации нет и не может быть труда, производства, социальной активности вообще на принципах эквивалентного обмена стоимостями. Когда русский человек, питаемый энергией вдохновения, идущей от воли, верит в общественное устройство, он неизменно дает больше того, что предусмотрено «обменом»; когда же перестает верить - дает неизмеримо меньше, и вся социальная жизнь расстраивается, превращаясь в хаос» /11/.
В современной концепции сосуществования или столкновения цивилизаций за евразийской, православной цивилизаций не всегда признается «чистота цивилизационный идентичности». Наличие «примесей» связывают с особенностями, по крайней мере, последних трех веков российской истории, начиная с реформ Никона и Петра 1. Ни мусульманская, индо-буддийская, конфуцианско-буддийская (китайская) цивилизации не имели такого сильного влияния Запада ни в общественном сознании всего общества, ни в сознании элит. На этом основании пятая колонна западнических радикалов, прилагая западнический эталон к России, создавала миф о ее цивилизационной несостоятельности. И потому «вопрос о цивилизационной идентичности России, о ее праве быть не похожей на Запад, иметь собственное призвание, судьбу и традицию, на наших глазах превращается в вопрос о нашем праве на существование вообще, о национальном бытие как таковом» /11/. Православная цивилизация, сознавая свое отличие от Запада, не обнаруживает склонности к сепаратному обустройству, и даже коммунистический изоляционизм и «железный занавес» советского периода российской истории не выработали отчужденности и неприятия в культурном плане. Впервые концептуально-философски определили самосознание православной цивилизации славянофилы, которые по сути их идеологических позиций никогда не были националистами и изоляционистами-почвенниками. Кризис европейской культуры был понят и воспринят ими как планетарное явление, которой требует общечеловеческого решения. А совпадение высшего блага со спонтанностью народной жизни и духа полнее всего отражает идея соборности: «Соборность противоположна и католической авторитарности, и протестантскому индивидуализму, она означает коммунитарность, не знающую внешнего над собой авторитета, но не знающую и индивидуалистического уединения и замкнутости» /11/.
Русский космизм, получивший наиболее полное воплощение в русской философской школе начала 20 века, является органическим итогом духовного развития русской православной мысли. Основную бытийственную структуру православной культуры можно условно обозначить последовательностью: космос-человек-социум. Запада: социум-человек-космос. Первичен здесь социум, понятый как коллективное предприятие, связанное с эксплуатацией природы, построенный на индивидуалистических принципах. «Социум растет за счет природы, путем неуклонного ее отступления. Это и есть модель линейного во времени прогресса, в противовес православной (и любой традиционалистской - прим. В.Р.) циклической модели, при которой автономия общественной эволюции, заходящая в тупики греховности, прерывается космическим отшельничеством» /11 /.
Главные принципы, на которых строится православная религиозная культура, воплощаются и проявляются в повседневных практиках народной жизни. Они основываются на «религии» сострадательности, чуткости, благодати, сотворчества и самоотречения. На стремлении органического единства неба и земли, не противопоставлении, а синтезе высших и низших начал. Эта уникальность православного космизма, обусловленная уникальностью его исторической судьбы, особенно актуальна в современном мире «столкновения цивилизаций», где ни одна из противоборствующих цивилизаций, кроме православной, не обладает достаточным внутренним потенциалом приятия иначе возможного. Уникальное свойство православной культуры, ее особенная восприимчивость к дальнему свету духовного измерения является, на наш взгляд, важнейшим и опять же уникальным качеством традиционного православного семейного воспитания, которое развивали, осуществляли и обогащали многие поколения русских православных людей. Именно отсутствие духовного измерения в большинстве современных социальных практик, придание материальному интересу первостепенного значения приводят к утрате, в конечном счете, общечеловеческой перспективы для большинства людей на земле, к построению общества, основанного на принципах избранничества и превосходства. Все главные интенции современного сегрегационного глобального сверхобщества, которые ускоренными темпами пытаются формировать страны «золотого миллиарда», противоречат христианской православной культурной традиции, традиции православного семейного воспитания, отдающей приоритет чуткости и сострадательности перед лицом эффективности и успеха.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
- М. Мосс. Общество. Обмен. Личность.- М., 1996. - С.220-221.
- Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире.- М.: Алгоритм, 2002. - С.81,57,119.
- Духовно-нравственное воспитание. - 2001, №3. - С.42.
- Капица С.Л. Модель роста населения Земли и предвидимое будущее цивилизации.// Свободная мысль - XXI . Теоретический и политический журнал. - 2002. № 8. - С.70-70. Цит. по Х.А. Барлыбаев. Общая теория глобализации и устойчивого развития. - Издание Госдумы, 2003.
- Лужков Ю.М. Возобновление Истории: Человечество в XXI и будущее России.- М.: Изд-во МГУ, 2002.- С.25.
- Духовно-нравственное воспитание.- 2001, №2.
- Делягин М.Г. Мировой кризис. Общая теория глобализации - М.: Инфа-М.,2003.
- Кобяков А.Б., Хазин М.Л. Закат империи доллара и конец "Pax Americana". - М.:Вече, 2003 (Новый ракурс).
- Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. - М.:Алгоритм, 2002. - С. 6,133,157, 57.
Васильев Р.Г.,
кандидат философских наук, Уфа