Имя Михаила Осиповича Кояловича (1828-1889), знакомое сегодня лишь узким специалистам, было широко известно российской общественности второй половины Х1Х века, как славянофила и «великого печальника о судьбе дорогого ему Западнорусского края». Родился он в городе Кузница, что граничит с Польшей, в семье священника местной православной церкви, окончил духовную семинарию в Вильно, позже Петербургскую Духовную Академию (1851-1855), где вместе с ним обучались прославившиеся на духовном поприще о. Иоанн Кронштадтский (И. Сергеев) и А.Гумилевский. М.О. Коялович состоял в обширной переписке с государственными общественными и политическими деятелями той эпохи: П.Победоносцевым, А.С.Норовым, А.С.Сувориным, И.П.Корниловым, П.Н.Батюшковым, был также активным корреспондентом славянофильской газеты «День», издаваемой И.С.Аксаковым.
Уже в студенческие годы М. Коялович определил главную цель своих научных интересов - «выяснение принципов жизни коренного населения Западной России, выяснение причин, разложивших единство жизни этого старинного общества, открытие тех начал, которые способны разбудить его», отыскивая в истории края корни единого русского бытия, «русскость», тот быт, язык, обычаи и воспоминания, которыми жили предки несмотря на длительный период уничтожения всего этого польско-католическим владычеством.
В 1850-х годах начало зарождаться белорусское национальное движение «беларушчина». Трагедией его было то, что его зачинателями стали выходцы из полонизированной католической шляхты. Универсальным спасением от всех бед им казалось достижение национальной независимости прежде всего от России, в которой видели врага номер один, завоевателя Белоруссии. Они утверждали себя, отталкиваясь от всего русского, в том числе и от русского православия, тем самым противопоставляя себя большинству народа, из которого вышли, что в конечном итоге могло привести к отрыву Белой и Малой Руси от традиционного пути развития. Выступая от имени белорусов против Польши и России, они на деле не могли оторваться от шляхетско-польской культуры. Они считали свой народ по отношению его к своему языку, культуре, традициям государственной жизни «хворым и дурным народом». Влияние Польши на западнорусское общество, по мысли М.О. Кояловича, «привело к разделению его национальных, религиозных и культурно-бытовых начал жизни». Белорусское общество раскололось на знатнейшую часть (шляхту), которая переметнулась к польской культуре и католицизму, и простой народ, отстаивающий свою русскость и православную веру. Западная (Украина и Белоруссия) и Восточная Россия исторически имели один национальный корень, одну восточнославянскую почву, одну кирилловскую грамоту, составляли части единой русской цивилизации. Коялович полагал, что если бы не опричнина, литовско-русские земли присоединились бы к Москве, но в сложившейся ситуации были вынуждены «двигаться» к Польше. По мнению историка, земли Белой и Малой Руси стали объектом католической экспансии на православный мир, здесь, по его глубокому убеждению, происходило и происходит не просто противоборство соседних государств, но и столкновение двух цивилизаций (Литовская церковная уния. СПб, 1859). Коялович считал, что вера определяет все - и национальность, и народность, и саму «русскую душу». Белорусы же, которые в результате исторических причин приняли католичество, даже при сохранении своего языка и обычаев рано или поздно перейдут на сторону поляков, ибо католичество, по его мнению, было историческим определением нации, которое оказывало на психологию, характер народа большее влияние, чем язык, обычаи, общие географические и исторические условия существования (выделено Г.О.). Сама жизнь подтвердила правоту Кояловича: принадлежность местных жителей к костелу или церкви, не взирая на паспортную запись, впоследствии являлось основанием для деления на поляков и русских. В 1920-30-е годы большинство католиков записались поляками, а православные остались белорусами, русскими и пр.1 По мнению историка, с Востока были принесены в Белоруссию и разделы Польши и освобождение от крепостничества. А с Запада - евреи, иезуиты, уния, гибель народной интеллигенции. Белорусское дворянство очень легко продало веру своих отцов, язык своего народа (Тышкевичи, Мицкевичи и Сенкевичи ранее были белорусами). Народ остался без правящего слоя, без интеллигенции, без буржуазии, без аристократии и даже без пролетариата и ремесленников. Выход в экономические верхи был начисто заперт городским и местечковым еврейством. Выход в культурные верхи - польским дворянством. Польский Виленский земельный банк с его лозунгом «Ни пяди земли холопу!» запирал для крестьянства даже тот выход, который оставался в остальной России. И тогда наиболее сознательное белорусское крестьянство было вынуждено эмигрировать в Америку.
Коялович уже в начале своей деятельности поставил задачу возвратить свой народ на восточный православный путь, и не жалея себя, делал все для этого возможное. В одном из писем своему ученику он писал: «Мы работали в то время, когда наше русское дело было в таком загоне и угнетенности... Наша любовь к нему была чиста от всяких выгод, которые теперь так жестоко обхватывают молодежь, - наконец, нас было так мало! Мы жили твердым трудом, чистотою и поэзией в отношении к нашей родине... Помните, - мы с вами начинающие, а потому от нас требуется особенная чистота и самопожертвование...»2.
В 1856 г. М.Кояловичу предложили место в родной академии. С 1857г. он читает лекции на кафедре русской церковной и гражданской истории. В 1862 г. молодому ученому присваивают профессорское звание. Новые научные открытия, ценнейшие архивные находки и бесконечная любовь к родному краю требовали выхода. 30-летний ученый ощущает огромную тягу к публицистике. Его все больше и больше увлекало желание поделиться с общественностью результатами своей научной деятельности и услышать отклик читателей на его мысли и идеи. Сочный, яркий язык статей, их убедительность сделали имя историка популярным. Журналы с его статьями и отдельные оттиски с них (а было их более сорока) буквально ходили по рукам. В общественных кругах по-разному оценивали выступления Кояловича-публициста. И.С. Аксаков, называя его «человеком с душой и пламенным чистым убеждением», писал, что «читает труды Кояловича всегда с искренним удовольствием и умилением: так неослабно горит в них священное пламя любви к Руси и Родине».
В статье, посвященной разбору сочинения французского историка Вердье «Католическое начало русской церкви до ХП века», изданной в Париже в 1858 г., Коялович убедительно показывает причины заинтересованности западных государств в ослаблении православия. Главная из них - патологическая ненависть к России, к ее государственности и культуре.
Коялович чутко прислушивался ко всем движениям общерусской жизни, а также всегда внимательно относился к явлениям общеславянской истории и современности. В юности видя собственными глазами борьбу и страдания своего народа от латино-польских притязаний, историк указывал на смысл этой борьбы - «борьбы за православно-русское, православно-славянское.., и следовательно, против латино-германских и прочих начал западноевропейской жизни». В своей публицистике главное внимание он обращал туда, где опасность иноземного духовного влияния оказывалась сильнее и заметнее.
Публикации Кояловича по истории унии и славянства («Несколько слов по поводу болгарского вопроса. Письмо к редактору» в газете И.С. Аксакова «День», №6 за 1861 год) сблизили молодого ученого с признанным лидером славянофильства. 13 сентября 1861 г. Иван Аксаков отправляет М. Кояловичу письмо с предложением о сотрудничестве: «Я нисколько не намерен стеснять вас в выборе предмета, но желаю однако же откровенно объяснить..., какой именно вопрос требует освещения от ваших знаний и дарований. Для нас теперь всего важнее вопрос польский, и именно о границах польских. Я уже давно, года три тому назад, хотел поднять этот вопрос в литературе, с тем, чтобы полюбовно размежеваться с поляками (в области литературы), но тогда мне это не удалось. Думаю, что теперь удастся. Отношение Литвы и Белоруссии к Польше может быть настоящим образом определено только с помощью исторических, статистических и этнографических данных. Русская, так называемая образованная публика отличается совершенным неве-жеством во всем, что не заключается в учебниках исторических Ребера или в географии Бальби и Риттера, следовательно, во всем, что касается истории и географии Польши, Литвы, Белой и Червонной Руси и всех славянских племен. А как моя газета со всей искренностью, серьезностью и строгостью убеждения посвящена делу нашего народного самосознания, то содействие для нас таких людей, как вы, драгоценно... Смею вас уверить, что мы умеем сочетать любовь и веру в народ русский - с строгим и беспристрастным судом над древней и современной Русью и способны глядеть в лицо истины без страха». В письме от 22 сентября 1861г. Иван Аксаков замечает с чувством: «Вот уже для одного этого стоит издавать газету, чтобы дать в ней место свободному голосу двух-трех людей, как вы!.. Я вполне и всем сердцем вам сочувствую. Вы увидите, что под знаменем истинной Москвы, как представительницы всея Руси могут стать в братском союзе и Великая, и Малая, и Белая, и Червоная Русь, и Литва и пр. Вспомните стихи Хомякова к России: « ... и все народы, / Обняв любовию своей, / Скажи им таинство свободы, / Сиянье веры им пролей!»
Получив от М.О. Кояловича статью «Люблинская уния Литвы с Польшей», И. Аксааков в письме от 4 ноября 1861 г. пишет: «...На вас кипят злобой тысячи человек... Вспомните, что вы можете оживить, поднять и возродить духовно целый край! Нет, крепче соединимся вместе, во имя всея России, всего русского народа...».
И.С. Аксаков дорожил сотрудничеством с Кояловичем в своей газете, а потому всячески поддерживал его горение к исследованию истории Западной России. В письме от 22 октября 1861 г. он писал своему активному корреспонденту: «Статья ваша «Киевская комиссия для издания древних грамот и актов Юго-Западной России и польские патриоты» имела успех блистательный.., решительно все от нее в восхищении». В 1862 г. Коялович издал свои «Лекции о западнорусских братствах», печатавшиеся ранее в издании И.С. Аксакова «День».
Польское восстание 1863 г. подтолкнуло ученого к углубленному изучению и разработке истории Белоруссии, о которой в просвещенных кругах российского общества знали очень мало: не только обыватели, но и люди с университетским образованием и даже специалисты считали тогда территорию на запад от Днепра польской землей, а про Гродненскиую и Виленскую губернию в этом плане даже и сомнений не было. Все свои знания и энергию Коялович направил на разъяснение общественности того факта, что претензии поляков на Белоруссию ничем не обоснованы, и незнание россиянами своей истории просто постыдно. Этот пробел Коялович решил восполнить публикациями в газетах и журналах (Так, в издании Ивана Аксакова «День» в 1862 г. был опубликован цикл статей по истории западнорусских братств), а также чтением публичных лекций по истории Украины и Белоруссии.
Ивана Аксакова и Михаила Кояловича можно назвать духовными братьями, - так схожи их взгляды, устремления, надежды на духовное единение славян. Похожи они и по темпераменту, и по силе бескорыстной и чистой любви к своему Отечеству. Ивана Аксакова, как и М.О.Кояловича, волнует положение славян в Западной России, что нашло отражение в ряде статей, опубликованных на страницах газеты «День» осенью 1863 г. 3: « Посмотрим на Польский вопрос в Западном крае... Тяготение его к России происходит ... в силу того духовного и бытового единства народных начал, которого высшее общество не знает и знать не желает, - в силу той Русской народности, от которой почти отреклось Русское общество. И какого бы ни была достоинства и качества латино-польская цивилизация в Западном крае, но она была, жила и оставила сильные следы, - она проела тамошнее общество до низших слоев, и теперь все верхние слои народонаселения тянут к польщизне и латинству. Край остается русским благодаря подвигу нижних слоев, их нравственной устойчивости, а также и тому безобразию, до которого доразвились последовательно латинство и польщизна. Так как не предвидится никакой возможности - физически, так сказать, избавить край от всего местного туземного ополячившегося и олатинившегося общества, то остается только внести в край свежие, новые общественные элементы извнутри России и стараться о том, чтобы старое туземное общество, некогда православное и Русское, возвратилось к основным началам своей собственной, отверженной им народности, переродилось, перевоспиталось в единое с нашим Русское общество... Но где же эти свежие могучие элементы Русской общественности, которыми мы могли бы поддержать нравственный подвиг низших слоев народа в Западном крае..? Откуда же мы их возьмем?»4 (Вопрос, заданный И.С.Аксаковым 150 лет тому назад, и поныне остается без ответа!).
Через полвека вопрос о Западной России попытался решить П.А.Столыпин, отстаивавший в Государственной думе и Государственном совете (большинством отвергшем его) проведение Закона о западном земстве, который современники назвали «его самым дорогим детищем». Этот закон был неразрывным, неотъемлемым звеном, входившим в цельную, планомерную национальную политику, был делом любви Столыпина к России, к русскому народу и к пахарю западного края. «Не полицейскими мерами, - говорил он, - спасем мы белоруса и малоросса от экономического и культурного гнета польских помещиков. Тут необходим подъем русской культуры, которого мы без русского земства не достигнем. Отдавая дань уважения польской культуре, он, как глубоко русский человек, открыто заявлял, что есть культура, которая ему ближе и милей - «русская культура для русского народа». Его политика не была политикой угнетения, устранения какой-либо из нерусских народностей, но политикой, стремящейся поднять русскую культуру и экономическую силу русского народа5 .
Современникам Михаил Осипович Коялович был известен и как пылкий оратор. В 1863 году по просьбе И.С.Аксакова и графа Д.Н.Блудова он начал читать в Мариинском дворце цикл лекций по истории Западной России для высшего круга российской аристократии, среди которых были и члены царской фамилии, а также в среде чиновников, духовенства, деятелей науки и культуры. Лекции были праздником для восторженных слушателей. Каждое слово Михаила Осиповича неизгладимо запечатлевалось в душе. Этому содействовала и его бесподобная дикция. По отзывам современников, Коялович был в этом отношении неподражаемым мастером, обладавшим «счастливым голосом», особенно при чтении летописей. Читались лекции в разных аудиториях Петербурга, как правило, по вечерам. Но Коялович понимал, что в известной мере его выступления - дань моды, охватившей Москву и Петербург, и что они мало дадут пользы его делу. Иван Аксаков поддержал эту мысль историка в письме от 5 декабря 1863 г.: «Ваша ревность к Западному краю заставляет вас метаться в разные стороны, и это, порождая путаницу понятий, отзовется вредом самому краю». Коялович решает обобщить колоссальный материал, собранный в ходе исследовательской, публицистической и преподавательской деятельности. Так появились «Чтения, по истории Западной России», опубликованные в 1864 г. и выдержавшие несколько изданий. За этот труд Михаил Осипович получил в том же году большую Ломоносовскую премию Российской Академии Наук.
В 1884 г. выходит в свет капитальный обобщающий труд Кояловича по историографии «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям», о котором Иван Аксаков отозвался, как о «превосходнейшем и крайне полезном», и который как бы вырвал эстафетную палочку у лидеров тогдашней политики, науки и культуры, полностью ориентировавшихся на Запад. Поставив перед собой задачу поиска научной истины в изучении русской истории в трудах немецких ученых, «наших летописцев», «ученейших историков новейших времен», Коялович пришел к неутешительному выводу, что все они страдают одной и той же «болезнью»: «Факты ими не собираются, а выбираются, и не объединяются, а насильно подгоняются под начала наперед составленные, взятыми готовыми у чужих людей, - у разного рода западноевропейских ученых... От такого субъективизма наука русской истории не много выиграет». Отдавая должное значение трудам иностранцев с точки зрения описания быта страны, историк оставался весьма низкого мнения об их вкладе в отечественную историографию. Поиски «наименьшего научного зла» привели Кояловича к «русскому субъективизму» славянофилов, «который больше всех других освещал действительные и существенные стороны ее истории», полагая, что этот путь в осмыслении прошлого своей страны более честный и прямой в сравнении с другими.
Центральной частью «Истории русского самосознания» Кояловича стали главы, посвященные западникам и славянофилам. Истоки славянофильства в изучении отечественной истории ученый видел в «татищевской», «болтинской» и особенно «карамзинской» теориях. Возникновение же славянофильства и западничества он связывал с полемикой между «скептической школой» во главе с Каченевским и ее противниками во главке с Погодиным. Коялович выражал свою солидарность с историческими взглядами предшественников - Погодина, Шевырева, Хомякова, братьев Киреевских и Аксаковых, Лешкова, Беляева и др. Славянофилы допускали заимствование от Европы всего лучшего, но не иначе, «как подвергая все это собственной переработке и соглашению со своими началами». Но чего решительно они не допускали, так это усвоения нравственных идеалов Запада и тем более восприятия и перенесения целиком на русскую почву исторического и жизненного опыта какого-либо конкретного европейского народа. Вместе с этим, подчеркивал Коялович, славянофилы при всем их внимании к складу русской жизни не могли не уважать самобытных местных и племенных особенностей своего народа. В славянофильской теории нашли себе « уютное место особенности малороссийской, белорусской жизни». Постепенно от изучения русских дел славянофилы стали переходить в область общеславянскую. Многим казалось, подчеркивал историк, что славянофилы желают государственного слияния в одно всех славян. Однако это не так, они хлопочут собственно о внутреннем единстве славян и только указывают на русский язык, как на более пригодное средство для успеха этого единения.
Многие высказывания М.Кояловича остались актуальными и злободневными и 150 лет спустя: «Русский народ состоит из трех племен: великорусского, малорусского и белорусского. Это - факт русской жизни..., он и впредь будет существовать, пока в России будет простой народ... Но совсем иное дело, когда мы говорим о русской, так называемой интеллигенции. Именно в ней вроде бы и говорящей чаще всего на одном и том же русском литературном языке, коренятся те пороки, воспринятые вместе с западноевропейской наукой и культурой, которые не только разводят само это сословие в разные стороны, подрывают общерусское дело, но и вторгают в злосчастный сепаратизм и простой народ в каждой племенной группе». В письме 1886 г. он замечает: «В Лиде я отдыхаю и наблюдаю... Тут-то я понял, как никогда: нужно, крайне нужно спасать народ от страшного разложения нашей интеллигенции...».
Сотрудничество с Аксаковым, сочувствие его идеям сблизило историка с другими выдающимися представителями славянофильского направления - Ю.Ф. Самариным, А.Ф. Гильфердингом и др., а затем привело в Славянский Благотворительный Комитет. Оценку деятельности славянофилов в западных губерниях Коялович дал в речи, посвященной памяти Ю.Ф.Самарина. Она была произнесена на общем собрании членов комитета 28 марта 1876 года, а затем напечатана в брошюре, изданной в Петербурге. По мнению Кояловича, в Западной России славянофилы произвели в представлении простых людей больший переворот, чем в самой Польше. Он неоднократно задавался вопросом: «Почему эти люди не стоят и там, и везде у нас, впереди в общественной и государственной среде?» Этот вопрос занимал историка на протяжении всей его жизни. Для многих он вполне актуален и сейчас. Сам Коялович пробовал в своей речи ответить на него так: «Кто серьезно славянофил, тот непременно признает существующие основы нашего государственного устройства и враг их ломки... Славянофилы готовы бороться с антигосударственным направлением не кознями, а силою убеждения... Неужели можно думать, что с тем и другим злом могут справиться наши западники? Они их разве усилят, потому что стоят на той же почве, на которой выросли наши социалисты и наши атеисты. Я думаю, что славянофильство и как теория, и как жизнь, весьма трудное дело». Современники отмечали редкое умение Кояловича видеть положительные качества русского народа, редкое умение вглядываться в светлые стороны нашей прошедшей жизни. Таким настроением наполнена одна из известных речей историка «Три подъема русского народного духа для спасения русской государственности в эпоху самозванческих смут...».
Почти 25 лет имя и деятельность Кояловича были связаны с жизнью Славянского Общества. Он был его душой, горячо содействуя культурному взаимообогащению русского народа с заграничными славянами, болея за духовное объединение братьев по крови и вере под общеславянским знаменем святых Кирилла и Мефодия.. За эти голы он многократно выступал в Славянском обществе с речами, которые в 1880-е годы были опубликованы в сборнике Общества и отдельными брошюрами. В 1890 году он был избран почетным его членом.
23 августа 1891 г. у могилы М.О.Кояловича ректор Петербургской Духовной академии Преосвященный Антоний произнес следующие слова об историке, которые современники признали наиболее лучшими: «Как человек, Михаил Осипович был одним из редких людей, какими в особенности не богато наше время. Это был человек твердости непоколебимой и честности неподкупной. Это был человек правды, строгой законности и порядка. Это был истинный рыцарь, для которого голос чистого сердца и незапятнанная честь были дороже всего на свете. Его находили иногда слишком резким. Но не казался ли он таким потому, что правда, которой он служил, по существу своему всегда жестока и чужда всяких умягченных условностей».
СНОСКИ:
* В начале знакомства с материалом целью статьи была история знакомства двух выдающихся людей - Ивана Сергеевича Аксакова и Михаила Осиповича Кояловича, но впоследствии показалось не менее важным рассказать, хотя бы вкратце, о жизненном пути этого удивительного человека.
1 Нынешние выборы показали, - пишет в своей статье «Двуликая Украина» (// Русский дом. 2005.- №2) депутат Госдумы РФ А.Н. Крутов, - что Восток и Запад Украины - это два общества с разной исторической, национально-культурной и политической самоидентификацией, что существует этнографический, религиозный и морально-психологический раскол. В. Ющенко, заявившего, что он очистит Украину «от промосковского духовенства», поддержали униаты, протестанты и т.д. В то время как выступления В.Януковича в защиту канонической церкви нашли широкую поддержку среди православных. Таким образом, религиозный фактор отразил глубинные процессы, происходящие в украинском обществе».
2 Цит. по кн.: Черепица В.Н. Михаил Осипович Коялович. История жизни и творчества. - Гродно, ГрГУ, 1998.- С.328.
3 Аксаков И. С. Народное одушевление во время Польских смут. - С.141-147. О необходимости личного подви-га для преуспеяния гражданской жизни. - С.163-173. . // Славянофильство и западничество. 1860-1886. Статьи из «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси». - Т. 2. СПб.1891.
4 Аксаков И.С. О связи нашего общественного внутреннего вопроса с польско-русской задачей. - Там же. - С.177-178.
5 Аксаков А.П. Высший подвиг.// Сб. «Правда Столыпина». - Альманах. 1 вып.- Саратов: Соотечественник. 1999. - С.68.
Иванова Г.О.,
старший научный сотрудник
Аксаковского музея РБ, Уфа