В апреле 1941 года Эрнст Юнгер, капитан вермахта, служивший при штабе командующего немецкой армии во Франции Штюльпнагеля, записал в своем парижском дневнике о впечатлениях, полученных во время посещения местного заведения «Монте Кристо», где работали девушки, дочери русских эмигрантов. Среди прочего выделим такую фразу: «Я сидел возле маленького меланхоличного существа двадцати лет от роду и, немного захмелев от шампанского, вел с ней беседы о Пушкине, Аксакове, Андрееве, с сыном которого она когда-то дружила» [5]. Через два года Юнгер, проведший зиму 1942–1943 гг. на русском фронте, на Кавказе, снова в Париже, где отмечает в дневнике, что разговаривал с русским доктором Залмановым об Аксакове, Бердяеве и Розанове [6]. Много десятилетий спустя, по свидетельству переводчика и литературоведа Ю. Архипова, на вопрос о наиболее сильных впечатлениях от русской литературы престарелый писатель ответил: «Достоевский, Горький, Аксаков»[1,180]. Присутствие имени С.Т. Аксакова во всех триадах Э. Юнгера не случайно: частная и общественная жизнь немецкого писателя явно резонирует с аксаковской [2,118-123].
Еще существеннее их взаимоотношения с литературой и совпадение в восприятии природы. Э. Юнгер был великим читателем и знатоком мировой литературы. Его центонное творчество насквозь аллюзивно, пронизано явными и скрытыми цитатами из множества авторов и продолжает традицию позднеантичных писателей и отцов Церкви, вплетавших в свои сочинения многочисленные заимствования из работ предшественников. С.Т. Аксаков тоже находился в центре интеллектуальной жизни своего времени, знал и любил русскую и мировую литературу. Он переводил на русский язык сочинения Софокла, Мольера, Буало, В. Скотта. В ранний период творчества С.Т. Аксаков писал, опираясь на традиции Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, А.С. Пушкина. Его зрелое творчество стало предвосхищением золотого века русской литературы.
В концептуально важной главе монографии «Победы и беды России», где пересматривается представление об Аксакове как о писателе второго эшелона русской литературы XIX века, В.В. Кожинов доказывает, что «Семейную хронику» с определенной точки зрения можно считать «истоком классической русской прозы», что «это своего рода сердцевинное явление отечественной литературы, животворные токи которого пронизывают ее всю целиком». Приведя высказывание И.С. Тургенева о «Семейной хронике»: «Вот он, настоящий тон и стиль, вот русская жизнь, вот задатки будущего русского романа», – В.В. Кожинов заключает: «И можно с полным правом сказать, что аксаковская книга стала своего рода прообразом величайших «семейных романов» – “Войны и мира” и “Анны Карениной”, “Подростка” и “Братьев Карамазовых”» [3,95-108]. Если проза Аксакова стала родоначальницей великой русской литературы, то проза Юнгера – это своего рода энциклопедия немецкой и мировой литературы. Совершенно справедливо об этом написал Х.-П. Шварц, заметивший почти полвека тому назад: «Юнгер разбрасывает по своим книгам цитаты, как семена» [7,249]. С.Аксаков и Э. Юнгер пишут такие книги, которые находятся в особых отношениях с Литературой. Сочинения первого содержат в себе «семена» будущих романов Толстого и Достоевского, второго – предшествующей и современной литературы.
После Первой мировой войны и службы в армии Э. Юнгер учился в Лейпцигском университете на факультете философии и биологии. Как и В. Набоков, он собирал насекомых (Юнгер признан мировым научным сообществом как выдающийся энтомолог, которому принадлежит одна из крупнейших в мире коллекций жуков). Как В. Бианки, М. Пришвин и В. Песков, он описывал представителей флоры и фауны – и этот интерес сохранится у него на всю жизнь. В последние десятилетия он жил в местечке Вильфлинген (Южный Вюртемберг), в доме бывшего лесничества, буквально растворенный в природе, которая по-прежнему являлась главным предметом переживания и главной героиней его творчества. Мир, в который с раннего детства и на протяжении всей жизни был погружен С. Аксаков, – тоже природный. Помещик, владелец земель, он неразрывными нитями был связан с родной природой, к которой испытывал поэтическую страсть – и в этом смысле он родствен тем же Набокову, Бианки, Пришвину, Пескову. Его глубокое проникновение в жизнь богатой и щедрой природы происходило главным образом во время самой разнообразной охоты – от сбора грибов и ловли бабочек до рыбной ловли и промысла мелкой и крупной дичи.
Интересен процесс зарождения и становления художественного или публицистического замысла Э. Юнгера и С. Аксакова. Оба принадлежат к числу писателей, ведших дневники, в которых не просто фиксируют события, но занимаются саморефлексией, проговаривая и осмысляя то, что впоследствии обретет законченную форму романа, повести, новеллы, статьи. С другой стороны, те же вопросы они любили обсуждать в личных беседах и в письмах. Э. Юнгер адресовался к младшему брату, философу Фридриху Георгу, с которым его связывали доверительные отношения. Они выступали друг для друга первыми читателями и критиками – можно говорить об их сотворчестве, рожденном из устного или письменного сообщения. С. Аксаков, знаток и вдохновенный певец российских пейзажей, растений и животных, тоже поэтически философичен в своем творчестве, основные темы которого были сформулированы в охотничьих дневниках. В течение долгих лет он рассказывал семейные предания, бесконечно исповедовался родным и друзьям (особенная духовная близость связывала его с братом Н.Т. Аксаковым, который 12 лет был губернским предводителем Симбирской губернии), и из этих воспоминаний и устных рассказов впоследствии возникла его мемуарно-автобиографическая трилогия «Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука» и «Воспоминания».
С. Аксакова и Э. Юнгера, проводников национальных идей, роднят наблюдательность, пытливость, любовь к природе, знание сельской жизни. В творчестве же их интересует поэзия обыденного – особое внимание они уделяли изображению самого процесса опредмечивания человеческого бытия. Эмпирический, образный, чувственный уровень обобщений, характерный для дискурса Юнгера, типологически близок аксаковскому способу мировидения, порождаемого определенным ходом мысли и ведущего к определенной организации поэтического пространства. С последним связаны и удивительные тематические переклички. В аксаковских сборниках «Записки об уженье рыбы», «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах» можно найти «семя» (вновь воспользуемся уже прозвучавшим образом) некоторых новелл из сборника Эрнста Юнгера «Сердце искателя приключений» (например, «Тигровая лилия», «Синие ужи», «Из прибрежных находок I», «Старший лесничий», «Дары моря» и др.). Оба, поэты и знатоки природы, пишут о том, чему были свидетелями, что сами видели и слышали, в чем принимали участие. Оба чуждаются эстетского любования природой, выступают как следопыты, натуралисты, исследователи, проникающие в таинства окружающего мира.
Э. Юнгер, как и С. Аксаков, не столько сочиняет какой-то сюжет, а раскрывает себя – наблюдателя, постигающего тайны природы, а через них и человека, связанного с миром Божиим, ибо подлинным лирическим героем их прозы, которую отличают острота взгляда и острота пера и особая эпическая повествовательная манера, является именно человек. И это неудивительно: сходный опыт бытия и субъективного переживания рождал сходную рефлексию, чистую поэзию с укорененной глубокой философской мыслью.
Э. Юнгеру в творчестве С. Аксакова могло импонировать и внимание к темам сна. По убеждению немецкого писателя, «все спелые плоды, которые дарит нам дневная сторона жизни, созрели на ее ночной стороне» [4,245]. На «ночной стороне» «созрели» многие книги Э. Юнгера – и самая его знаменитая, антиутопия «Гелиополис». Конечно, в снах, которые описывает С. Аксаков, нет изощренного психологизма, присущего сновидческим опусам Э. Юнгера, в которых он одновременно наблюдает за тем, кто участвует в событиях сна, и сам оказывается этим участником, выступая таким образом и героем, и автором-повествователем, что ведет к усложнению структуры текста. Но это обстоятельство в какой-то мере можно объяснить тем, что на смену классическому реализму, в русле которого всецело находился С. Аксаков, пришла эпоха модерна с новыми методологическими установками в искусстве, которые определили особенности поэтического мышления и стиля Э. Юнгера.
С.Т. Аксаков был спутником жизни и творчества Э. Юнгера на протяжении многих и многих лет. И речь должна идти не только о читательских пристрастиях немецкого писателя, в отношении С. Аксакова неизменных, но и о внутреннем и одновременно типологическом родстве между автором «Семейной хроники» и автором «Гелиополиса» – при всей разности их стилей и стилистик. Оба на основе субъективного переживания национальной идеи и природы как прародины нации шли к осмыслению, к рефлексии, и оба имеют поэтизирующее мышление чутких к миру и слову людей.
Ишимбаева Г.Г., доктор филол. наук, профессор БашГУ, Уфа., С.Т. Аксаков и Э. Юнгер
Литература
1. Архипов Ю. Мафусаил немецкой словесности (О нем знали все, но читали его единицы) // Аксаковский сборник. №2. - Уфа, 1998.
2. Ишимбаева Г. Триады. «Аксаковский» след в творчестве Эрнста Юнгера // Бельские просторы. - Уфа, 2011.№9.
3. Кожинов В.В. Победы и беды России.- М., 2002.
4.Михайловский А. Послесловие // Юнгер Э. Сердце искателя приключений.- М., 2004.
5. Юнгер Э. Излучения. Первый Парижский дневник. Второй парижский дневник. - СПб, 2002. 6.4.41.
6. Юнгер Э. Излучения. Второй парижский дневник. - СПб, 2002. 15.4.43.