Ольга Семеновна и Сергей Тимофеевич Аксаковы воспитали десять детей. Константин был старшим ребенком в этой большой патриархальной семье. Он родился в селе Ново-Аксакове Бугурусланского уезда Оренбургской губернии. «Стихи Державина и русская деревня вспеленали его <…> с детства». Константин Сергеевич, по воспоминаниям, всегда очень трепетно отзывался о раннем периоде своей жизни и любил возвращаться мыслями в Надеждино, где формировалось его «русское чувство». В детские годы зародилась в его душе и «любовь к Москве, как непосредственное чувство». В раннем детстве он даже во сне увидел Красную площадь, хотя в Москву переехал вместе с родителями только в девятилетнем возрасте. Именно с его подачи отца семейства все дети называли не чужеземным словом папаша, а уменьшительным от слова отец – отесенька.
С рождения и всю жизнь Константин рос под влиянием отца, но натурой своею «весь был в мать. Весь нравственный строй его существа, возвышенность помыслов и стремлений, суровость в отношении к себе, строгость требований, элемент доблести и героизма – все это заложено было в нем матерью; <…> составляло в нем и в ней природную стихию». Константин рос под влиянием обоих родителей, поэтому «совмещал с нравственными свойствами матери эстетический вкус и любовь к литературе своего отца».
Как старший брат он «давал направление всем своим братьям и сестрам. Прочитав Карамзина, он тотчас же собирал в своей комнатке наверху своих сестер и братьев и заставлял их слушать его историю. Она воспламеняла в нем патриотическое чувство».
Константин в отличие от своих братьев всегда жил в родительском доме; только один раз – в 1838 году - он предпринял поездку за границу – в Германию, предполагая пробыть там около года, но пробыл четыре с половиной месяца. Еще не добравшись до Германии, он пишет родным из Риги: «В самом деле, я совсем не думаю уже теперь так долго оставаться за границей, а возврат мой в Россию будет наградой за мое прилежание. Как весело будет ехать к вам, дражайшие мои родители!».
В этом же году пятнадцатилетний Иван, поступивший в Училище правоведения в Петербурге, делится со старшим братом своими рассуждениями: «Мальчик, который сделается впоследствии мужчиною, вступает в свете в борьбу со многими обстоятельствами, следовательно, должен знать свет таковым, каким он есть, со всеми прелестями и гадостями, должен еще покровительствовать другим, слабейшим существам. Пусть мальчик пробудет дома до 13-14 лет; в это время укоренятся в нем хорошие правила, но долгое пребывание дома изнежило бы меня…».
Аксаковы вели обширную семейную переписку: сыновья Григорий, Иван, а потом и дочь Мария, вышедшая замуж, жили вдалеке от родительского дома и писали постоянно. Помимо общих писем для всей семьи, писались и личные. В одном из писем родителям Иван Сергеевич сетует о том, что хотел «написать особое письмо к Косте», но «утомился». Именно со старшим братом Иван мог делиться сокровенными мыслями: «<…> Из писем моих ты уже знаешь подробности моего житья; <…> Калужская жизнь для меня очень, очень скучна и тяжела по непосредственному принуждению, скучна потому, что здесь нет ни души, которая могла бы хотя отчасти понять тебя».
Константин уступал в эпистолярном жанре Ивану, но и не ездил так много, как Иван. Он по натуре своей был домоседом; его душа умиротворялась в домашней обстановке, в окружении родных людей. Иван же постоянно побуждал старшего брата к поездкам, «чтобы тот познакомился с реальной жизнью» и набрался «более житейской мудрости». В одном из писем родным он наставляет: «Пусть он [Костя] изучит Россию не по одной Москве, - пишет Иван, - <…>. Но увы! Глух останется Константин к моим воззваниям <…>. Костя точно паук, наткал около себя хитросплетенную паутину <…>», или «Как мне досадно и грустно, что Константин хандрит и ничего не делает! <…> Эх, право, где же у человека воля?..». Но, хотя Иван, обладая более трезвым мышлением, и позволял себе наставлять, укорять старшего брата, он также без сомнения мог броситься и на его защиту от нападок любого постороннего человека.
Иван Сергеевич писал, что до последнего в Константине были «та же чистота души и тела, та же вера в людей» как у ребенка. Его душа никогда не подвергалась никакой порчи, и он такой сохранил её до конца своих дней. Это диссонировало с его пышущей здоровьем внешностью, физической силой. В близком кругу его называли Печенегом, а по воспоминаниям, он руку пожимал так, что казалось, хочет её оторвать.
«Между детскими годами и зрелым возрастом почти у всех лежит целая пропасть, - писал Иван о брате. - У него, напротив, не было никакого разрыва с младенчеством в душе и сердце. Ум вызрел, обогатился познаниями, - но в нравственном отношении не произошло перемены <…>».
Рассуждая на эту же тему, друг семьи Н.М.Павлов называет Константина «младенцем на злое». Он пишет: «Но как вся эта масса светских мудрецов пасовала перед ним, перед этим «младенцем на злое» именно ради его неумолимого и неподкупного нравственного чувства. Никакой сделки с совестью, никакого компромисса или способа уживчивости, modus vivendi кривды с правдой он не допускал. До сих пор приходится слышать и даже читать, при оценке личного характера Константина Сергеевича, много неверного, именно потому, что проглядывают это главное его свойство. Впрочем, как литературные его друзья, так и противники единогласно сходятся в том, что это была чистейшая и честнейшая природа».
Даже в пятидесятые годы XIXв. – последнее десятилетие жизни Константина Сергеевича – Иван, как пишет петербургский ученый Е.И.Анненкова, был «убежден, что старший брат недостаточно строго и целенаправленно организует свою жизнь, нередко попусту тратит время; он укоряет Константина в недостатке самоорганизации и серьезности», хотя объективно рассматривать и оценивать внутреннюю жизнь Константина не мог и в силу разницы в возрасте, и в силу того, что рано уехал из дома. Но делал это Иван, безусловно, из любви к брату и от понимания, каким потенциалом он обладал.
Жизнь Константина Аксакова была поделена на две неравные части: до смерти отесеньки и после. Изменения в Константине, происшедшие после смерти Сергея Тимофеевича, очень беспокоили близких и друзей, хотя сам он говорил, что у него не расстроены ни нервы, ни воображение; нет никаких страхов; но он не может работать, потому что для этого «необходимо веселие духа; этого веселия больше нет у меня». «Все кончилось, - писал он о своем состоянии, - <…> Одним словом, жизнь кончилась – жизнь как моя. Я еще здесь, под условиями этой жизни; но это не моя жизнь».
Туберкулез, быстро развившейся в его организме, привел к смерти, которая произошла меньше чем через два года после ухода отца.
В письме другу семьи М.Ф.Раевскому Иван рассказал о похоронах Константина: «Тело брата моего было <…> перевезено и поставлено в приходскую церковь той маленькой квартиры около Тверской, которую занимали оставшиеся три мои сестры. <…> В понедельник же служили панихиду, о которой заранее было, по нашему распоряжению публиковано в газетах и на которую съехались все лично знавшие покойного. Церковь оставалась отворенной целый день и была постоянно посещаема. <…> Похоронили его в Симоновом монастыре и опустили в могилу рядом с покойным отцом».
Исследователи отмечают, что «достаточно существенные духовно-психологические различия», поначалу разделявшие братьев, со временем сближали их, а после смерти Константина Сергеевича младший брат продолжил его дело - «развитие славянофильских идей как в общественной деятельности, так и в практике личной, частной жизни».
н.с. музея Кузина Г.Н.
И.С.АКСАКОВ О СТАРШЕМ БРАТЕ КОНСТАНТИНЕ АКСАКОВЕ
10 апреля 2023