К 300-летию Степана Михайловича Аксакова: Семейная хроника Багрова-дедушки (1723/1724 – 1800)

2023-й год юбилейный не только для знаменитого публициста и славянофила Ивана Сергеевича Аксакова, но и для его прадедушки – Степана Михайловича, чей образ выписан внуком в «Семейной хронике» и «Детских годах Багрова-внука». Между рождениями прадеда и его правнука Ивана – а это три поколения – прошло 100 лет. С тех пор прошло еще 200 лет. Однако, к сожалению, мы до сих пор так и не знаем точных дат рождения и кончины Багрова-дедушки. А как бы хотелось это выяснить в год его 300-летия…

 В ходе изучения различных материалов пришел к выводу, что год рождения С.М. Аксакова – 1823-й или 1824-й, а год смерти, все-таки, 1798-й.

Обращаю внимание на то, что много дат неточных, приблизительных и даже противоречащих друг другу, то есть требующих дальнейших поисков и уточнений.

Все основные источники, использованные в ходе подготовки данной статьи, размещены в ее конце.

Ниже курсивом размещены фрагменты из автобиографической дилогии С.Т. Аксакова. 

Главные «действующие лица великого всемирного зрелища»

Степан Михайлович Багров, Багров-дедушка – Степан Михайлович Аксаков (1723–1798), дедушка писателя по отцовской линии.

Арина Васильевна Багрова – Ирина Васильевна Аксакова (урожд. Неклюдова; 1725 – 01.10.1799), жена С.М. Аксакова.

Их дети: Анна, Ксения (Аксинья), Александра (Александра), Елизавета (Елизавета), Тимофей (Алексей), Евгения (Танюша).

Прасковья Ивановна Куролесова – Надежда Ивановна Куроедова (урожд. Аксакова; 1747 – 21.01.1806), двоюродная сестра С.М. Аксакова.

Михаил Максимович Куролесов – Михаил Максимович Куроедов (после 1717–1792; согласно «Семейной хронике»: ок. 1733 – ок. 1775), муж Н.И. Куроедовой.

Алексей Степанович Багров – Тимофей Степанович Аксаков (21.2.1759–26.12.1836), сын С.М. Аксакова.

Софья Николаевна Багрова (урожд. Зубина) – Мария Николаевна Аксакова (урожд. Зубова; 6.1.1769 – 25.10.1833), жена Т.С. Аксакова.

Их дети: Надежда ? (Прасковья), Серёжа, Надеженька, Николенька, Аннушка, а также Аркадий и Софья.

Николай Фёдорович Зубин – Николай Семёнович Зубов (ок. 1741, по др. данным 1743–12.4.1792), отец М.Н. Зубовой (в замужестве Аксаковой).

 Названия некоторых населенных пунктов 

Старое Багрово – Старое Аксаково, Симбирское Аксаково (Троицкое) Симбирской губернии; ныне Аксаково – село Майнского района Ульяновской области. Троицкое – родовая вотчина Аксаковых в Симбирской губернии, жалованная русскими царями за службу. В справочном издании П.Л. Мартынова «Селения Симбирского уезда» (Симбирск, 1903) указано, что основано село около 1677 г. Алексеем Аксаковым. Вначале состояло из 8 дворов с 24 душами крепостных.

Багрово или Новое Багрово – Ново-Аксаково (Знаменское), ныне село Аксаково Бугурусланского района Оренбургской области.

Уфа – с 1782 по 1796 гг. главный город Уфимского наместничества, с 1796 г. уездный город Оренбургской губернии.

Парашино – Надёжино (Куроедово), ныне село Надеждино Белебеевского района Республики Башкортостан.

Чурасово – Чуфарово, ныне село Чуфарово Майнского района Ульяновской области. Богатое имение Чуфарово в первой половине 18 века принадлежало Ивану Петровичу Аксакову (умер в 1753 г.).

Сергеевка – позже её называли Рыбная слобода, Николаевка, Дмитриевка; ныне деревня Старые Киешки в Кармаскалинском районе РБ.

 «Степанъ Михайловичъ Багровъ

(«Семейная Хроника» и «Дѣтскіе годы»)

 «Дѣдушка». «Былъ не только средняго, а даже небольшого роста; но высокая грудь, необыкновенно широкія плечи, жилистыя руки, каменное, мускулистое тѣло обличали въ немъ силача. Въ разгульной юности, въ молодецкихъ потѣхахъ, кучу военныхъ товарищей, на него нацѣплявшихся, стряхивалъ онъ, какъ брызги воды стряхиваетъ съ себя коренастый дубъ послѣ дождя, когда его покачнетъ вѣтеръ». Позднѣе проявлялъ ту же «твердость духа и безстрашную отвагу», и «нравъ имѣлъ горячій». «Правильныя черты лица, прекрасные большіе темноголубые глаза, легко загоравшіеся гнѣвомъ, но тихіе и кроткіе въ часы душевнаго спокойствія, густыя брови, пріятный ротъ – все это вмѣстѣ придавало самое открытое и честное выраженіе его лицу; волосы у него были русые».

Небогатый помѣщикъ, владѣлецъ 180 душъ. Считалъ себя и свое семейство «людьми деревенскими, простыми», городъ и городское общество для пего были «чѣмъ-то чуждымъ и страшнымъ». «– Мы, братъ, говорилъ онъ сыну, не широки въ перьяхъ; только что сыты, а доходовъ больно мало». Служилъ «не очень долго» въ военной службѣ и «вышелъ въ отставку какимъ-то полковымъ квартирмейстеромъ», но «ставилъ свое семисотъ-лѣтнее дворянство выше всякаго богатства и чиновъ». «Древность дворянскаго происхожденія» рода Багровыхъ «была его конькомъ». Степанъ Михайловичъ производилъ «свой родъ, Богъ знаетъ по какимъ документамъ, отъ какого-то варяжскаго князя». «Не женился на одной весьма богатой и прекрасной невѣстѣ, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадѣдушка ея былъ не дворянинъ», и взялъ себѣ въ жены «небогатую дѣвицу», но «также изъ стариннаго дворянскаго рода». Невѣсту, выбранную сыномъ, дочь «перваго лица, первой власти въ цѣломъ краѣ», Степанъ Михайловичъ нашелъ «не парой и не съ руки», потому что она «дворянка вчерашняя». На единственнаго сына смотрѣлъ какъ на единственную отрасль и надежду дворянскаго своего рода. Когда генералъ безъ всякой вины жестоко отколотилъ Алексѣя Степановича палками, несмотря «на его древнее дворянство», Степану Михайловичу «не понравилась эта шутка». Онъ жаловался кому-то и «взялъ сына въ отставку». «Продолженіе, древняго рода Багровыхъ, потомковъ знаменитаго Шимона, было постояннымъ, предметомъ думъ и желаній старика, смущало спокойствіе духа, торчало гвоздемъ у него въ головѣ». Получивъ извѣстіе о рожденіи у сына дочери, остался недоволенъ, т. к. дочерей считалъ ни за что: «что въ нихъ проку! вѣдь, онѣ глядятъ не въ домъ, а изъ дому. Сегодня Багровы, а завтра Шпыгины, Малыгины, Поповы, Колпаковы». «– Вотъ еще семь верстъ киселя ѣсть! ѣхать крестить дѣвочку! Каждый годъ пойдетъ родить дочерей, такъ не наѣздиться», съ досадой сказалъ Степанъ Михайловичъ, узнавъ о рожденіи внучки и запретилъ дочери ѣхать въ Уфу на крестины. Извѣстіе о смерти внучки онъ принялъ весьма равнодушно: «вотъ есть о чемъ убиваться, объ дѣвчонкѣ, этого добра еще будетъ!» Когда же въ Багрово привезли вѣсть о рожденіи внука, проворно вскочилъ съ постели, босикомъ подошелъ къ шкапу, торопливо вытащилъ родословную, взялъ изъ чернильницы перо, провелъ черту отъ круга съ именемъ «Алексѣй», сдѣлалъ кружокъ на концѣ своей черты и въ серединѣ его написалъ: «Сергѣй».

«Не получилъ никакого образованія, русскую грамматику зналъ плохо». Служа въ полку, еще до офицерскаго чина, выучился онъ первымъ правиламъ ариѳметики и выкладкѣ на счетахъ, о чемъ любилъ говорить даже въ старости». Изъ книгъ въ домѣ Степана Михайловича «водились только календари, да какія то печатныя брошюрки «о Гарлемскихъ капляхъ» и «Эликсирѣ долгой жизни». Докторовъ звалъ «людоморами» и говорилъ, что они ничего не смыслятъ и поганятъ душу человѣческую бусурманскимъ питьемъ. «– Если конину ѣсть православному человѣку запрещено, то какъ же пить молоко нечистаго животнаго (кумысъ)?» говорилъ онъ. Выражался грубо, по топорному, но умѣлъ «тонко понимать». «Неясно понимаемыя имъ чувства и мысли не облекались въ приличное слово, и ограничивался онъ обыкновенными пошлыми выраженіями, тѣмъ не менѣе исполненными вѣчныхъ нравоучительныхъ истинъ, завѣщанныхъ намъ опытною мудростью давно живущаго человѣчества и потверждаемыхъ собственнымъ нашимъ опытомъ». – «Руби дерево по плечу», говорилъ онъ сыну. – «Взять жену умнѣе себя – бѣда: будетъ командирша». – «Повелѣвать женѣ не приходится, а то будетъ худо». – «Не балуй ее сейчасъ останови и вразуми, что это не годится: пожури, но сейчасъ же прости, не дуйся, не таи въ душѣ досады, если чѣмъ недоволенъ, выскажи ей все на прямыя денежки; но вѣрь ей во всемъ». Онъ говорилъ невѣсткѣ: «Жена должна обходиться съ мужемъ съ уваженьемъ». «Чти его». «Не станешь почитать мужа – пути не будетъ». Дочь для отца, по мнѣнію Степана Михайловича, «должна все претерпѣть и даже виду непріятнаго не показывать». – «Поклониться – голова не отвалится», говорилъ Степанъ Михайловичъ. Несмотря на свою грубость, «могъ быть способенъ къ внѣшнему выраженію самой нѣжной, утонченной заботливости»; во время болѣзни невѣстки за нее «сильно перетревожился», и вообще относился къ ней съ нѣжностью». Жилъ просто, но кушанья готовилось впятеро больше, чѣмъ нужно. «Около крыльца, на которомъ любилъ сидѣть Степанъ Михайловичъ, «потиралось и почесывалось» «нѣсколько запачканныхъ свиней» и лакомились раковыми скорлупками и всякими столовыми объѣдками, которые безъ церемоніи выкидывались у того же крыльца; заходили также коровы и овцы («дворъ не былъ обгороженъ»); разумѣется, отъ ихъ посѣщеній оставались неопрятные слѣды», но «Степанъ Михайловичъ не находилъ въ этомъ ничего непріятнаго, а напротивъ любовался, глядя на здоровый скотъ, какъ на вѣрный признакъ довольства и благосостоянія своихъ крестьянъ». Хозяйскій глазъ его всѣмъ любовался. Былъ знатокъ «всякаго хозяйственнаго дѣла, но не торчалъ день и ночь при крестьянскихъ работахъ, не стоялъ часовымъ при ссыпкѣ и отпускѣ хлѣба; смотрѣлъ рѣдко да мѣтко», «неусыпно и неослабно и за крестьянскими и за господскими работами». Самъ поѣхалъ для осмотра новыхъ мѣстъ за Волгу въ Уфимское намѣстничество, самъ живо и горячо принялся за всѣ приготовленія къ немедленному переселенію крестьянъ, и самъ «отправился» за ними. «Все было имъ самимъ заведено, устроено». По утру до обѣда, несмотря на жаръ, объѣзжалъ поля, и свои, и крестьянскія, чтобы знать самому, у кого уродился хлѣбъ хорошо и у кого плохо». На паровомъ полѣ приказывалъ «возить себя взадъ и впередъ по вспареннымъ десятинамъ. Это былъ его обыкновенный способъ узнавать доброту пашни; всякая цѣлизна, всякое нетронутое сухое мѣстечко сейчасъ встряхивало качкія дроги, и если Степанъ Михайловичъ бывалъ не въ духѣ, то на такомъ мѣстѣ втыкалъ палочку или прутикъ, и посылалъ за старостой». На мельницѣ мигомъ увидѣлъ всѣ недостатки въ снастяхъ или ошибки въ уставѣ жернововъ», т. к. «хорошо разумѣлъ мельничный уставъ» и всѣ тонкости этого дѣла». За каждое дѣло, какъ бы ни было оно хлопотливо и трудно», брался «живо и горячо»; нетерпѣливому характеру Степана Михайловича были свойственны «неутомимость и жаръ».

«Крестьяне горячо любили своего барина»; въ отвѣтъ на его отчаянное горе всѣ кричали единогласно, что «всѣ ѣдутъ и пѣшкомъ идутъ выручать Прасковью Ивановну». Крестьяне отзывались о немъ, какъ «объ отцѣ и благодѣтелѣ, какъ о строгомъ, вспыльчивомъ, справедливомъ и добромъ баринѣ и никогда о немъ безъ слезъ не вспоминали». Онъ самъ о крестьянахъ «разсуждалъ по своему»: «наказать виноватаго мужика тѣмъ, что отнять у него собственные дни, – значитъ, вредить его благосостоянію, то-есть своему собственному; наказать денежнымъ взысканіемъ – то же; разлучить съ семействомъ, отослать въ другую вотчину, употреблять въ тяжелую работу –то же, и еще хуже, ибо отлучка отъ семейства – несомнѣнная порча. «Расправа» у Степана Михайловича производилась немедленно»: «калиновый подожокъ» всегда бывалъ съ нимъ. «Любили его и дворовые люди», чаще всѣхъ испытывавшіе его гнѣвъ. Когда Степанъ Михайловичъ былъ въ добромъ расположеніи духа и «весело кушалъ», въ залу «набивались всѣ дворовые мальчишки и дѣвчонки» «за подачками», и Степанъ Михайловичъ щедро одѣлялъ всѣхъ. Въ добромъ расположеніи духа онъ «балагурилъ», шутилъ и смѣялся со своей прислугой» и велѣлъ подносить крестьянамъ приходившимъ на господскій дворъ «по серебряной чаркѣ» «домашняго крѣпкаго вина».

Сосѣди уважали его «не меньше, какъ волостного начальника». Въ нѣсколько лѣтъ Степанъ Михайловичъ умѣлъ снискать общую любовь и глубокое уваженіе: во всемъ околоткѣ «не было человѣка, кто бы ему не вѣрилъ; его слово, его обѣщаніе было крѣпче и святѣе всякихъ духовныхъ и гражданскихъ актовъ». «Со всѣхъ сторонъ къ нему ѣхали за совѣтомъ, судомъ и приговоромъ». «Онъ былъ истиннымъ благодѣтелемъ дальнихъ и близкихъ, старыхъ и новыхъ своихъ сосѣдей». «Полные амбары Степана Михайловича» «были открыты всѣмъ – бери что угодно». «Сможешь – отдай, при первомъ урожаѣ; не сможешь – Богъ съ тобой», съ такими словами раздавалъ Багровъ «щедрою рукою хлѣбные запасы на сѣмены и ѣмены». «Человѣкъ самой строгой и скромной жизни», Степанъ Михайловичъ былъ «истиннымъ оракуломъ обширнаго Оренбургскаго края». «Кривда и неправда» безпутство и лесть поселяли «отвращеніе въ цѣломудренной душѣ Степана Михайловича. «Необразованный, грубый по наружности, но разумный, добрый, правдивый, непреклонный въ своемъ свѣтломъ взглядѣ и честномъ судѣ, – человѣкъ, который не только поступалъ всегда прямо, но и говорилъ всегда правду». «Прямому его сердцу противенъ былъ всякій низкій и злонамѣренный поступокъ». Правду говорилъ безъ обиняковъ, т. к. не любилъ ничего держать на душѣ», и «если замѣчалъ обманъ, то уже не спускалъ никому». «Надуваніе добродушныхъ Башкирцевъ (у которыхъ тогда за безцѣнокъ скупали русскіе цѣлыя урочища земель) «ему не нравилось», и онъ рѣшилъ поступить съ ними «честно»: «купилъ землю у помѣщицы и заплатилъ такъ дорого, какъ никто тогда не плачивалъ, по полтинѣ за десятину». «Только правдою можно было получить отъ него все». «Кто разъ солгалъ, разъ обманулъ, тотъ и не ходи къ нему на господскій дворъ; не только ничего не получишь, да въ иной часъ дай Богъ и ноги унести». За то что дочь «солгала и заперлась въ обманѣ», онъ пришелъ въ такой гнѣвъ, что «не только виноватая», но всѣ домашніе убѣжали изъ дома». На предложеніе двоюродной сестры передать все богатство въ родъ Багровыхъ, Степанъ Михайловичъ отвѣчалъ: «чтобъ я покорыстовался чужимъ добромъ и взялъ имѣніе мимо законныхъ наслѣдниковъ... нѣтъ этому не бывать и никто про Степана Багрова этого не скажетъ».

Спокойную жизнь предпочиталъ всему и «домашнія кляузы ненавидѣлъ»; ненавидѣлъ и боялся, какъ язвы слова тяжба. Для того, чтобы положить конецъ ссорамъ въ разнопомѣстной вотчинѣ съ мелкопомѣстными своими родственниками за общее владѣніе землей, рѣшился самъ переселиться, но «не поддался обольщенію своихъ первыхъ впечатлѣній и, узнавъ покороче на мѣстѣ, что покупка башкирскихъ земель неминуемо поведетъ за собою безконечные споры и тяжбы», «рѣшился купить землю, прежде купленную другимъ владѣльцемъ, справленную и отказанную за нимъ судебнымъ порядкомъ, предполагая, что тутъ уже не можетъ быть никакого спора». Слухамъ о томъ, что Михайло Максимовичъ «больно не хорошо живетъ» не повѣрилъ и отвѣчалъ женѣ: «только развѣсь уши, такъ, пожалуй, и церковную татьбу взведутъ на человѣка». «Наушничанья» и сплетенъ не терпѣлъ и не любилъ «путаться въ чужія дѣла». Розсказнямъ людей, своими глазами ничего не видавшихъ, онъ никогда не вѣрилъ», но, «будучи заклятымъ врагомъ, ненавидя всякую ложь, даже малѣйшій обманъ, утайку», «любилъ слушать безвредное лганье и хвастанье (какъ онъ выражался) людей простодушныхъ, предающихся съ какимъ-то увлеченіемъ, съ какой-то наивностью, даже съ вѣрою, небылицамъ своего воображенія». Въ добромъ расположеніи духа охотно слушалъ «были, небылицы и нелѣпыя сплетни» Флены Ивановны, охотно бесѣдовалъ съ Афросиньей Андреевной, и съ Аксюткой «разговаривалъ цѣлые часы». – «Прилгано много, а можетъ и есть правда! – говорилъ Степанъ Михайловичъ; но, услышавъ разсказъ Афросиньи Ивановны объ одной знатной дамѣ, ѣздившей къ Троицѣ и давшей обѣщаніе назвать своего новаго ребенка «Сергіемъ», велѣлъ сыну и невѣсткѣ, чтобы они «дали обѣтъ, если у нихъ родится сынъ, назвать его Сергіемъ, п. ч. «въ домѣ Багровыхъ Сергія еще не было».

У него было, «кромѣ здраваго ума и свѣтлаго взгляда», «нравственное чутье людей, честныхъ, прямыхъ и правдивыхъ, которое чувствуетъ съ перваго знакомства съ человѣкомъ неизвѣстнымъ – кривду и неправду его, для другихъ незамѣтную, которое слышитъ зло подъ благовидною наружностью и угадываетъ будущее его развитіе». «Ласковыя рѣчи и почтенный тонъ Куролесова не обманули Степана Михайловича, и онъ сразу отгадалъ, что тутъ скрываются какія-то плутни». «Дрянь человѣкъ и плутъ», отозвался Степанъ Михайловичъ о Куролесовѣ, послѣ первой ихъ встрѣчи. Жену свою «зналъ наизусть» и, «когда былъ веселъ, звалъ Аришей, и Ариной когда былъ сердитъ». «Онъ никогда не цѣловалъ ея руки, а свою давалъ цѣловать въ знакъ милости», но въ важныхъ случаяхъ жизни спрашивалъ: «– Ну что, Ариша. Что у тебя на умѣ бродитъ?» «хотя и плохо вѣрилъ женскимъ справкамъ и донесеніямъ». До всѣхъ родственниковъ своей супруги, до всей Неклюдовщины, какъ онъ называлъ ихъ, Степанъ Михайловичъ былъ большой неохотникъ». Онъ мало понималъ романическую сторону любви», и мужскую гордость Степана Михайловича оскорбляла влюбленность сына», которая казалась ему слабостью, униженіемъ, дрянностью въ мужчинѣ». «– Красивая дѣвица можетъ приглянуться мужчинѣ. Въ этомъ бѣды еще никакой нѣтъ, говорилъ онъ сыну; но я вижу, что ты черезчуръ уже врѣзался, а это – ужъ не годится». Свою двоюродную сестру, круглую сироту, любилъ горячо, «не менѣе дочерей, называлъ ее «сестричкой-сироткой» и былъ «очень нѣженъ съ нею по своему» – «по душѣ она пришлась ему своими свойствами»; онъ самъ уговорилъ ее, послѣ смерти мужа, уѣхать изъ Багрова, какъ не грустно было Степану Михайловичу разставаться съ сестрицей» («– У насъ жизнь скучная», «ты человѣкъ еще молодой, ты богата, ты не привыкла къ такой жизни»).

«Все замѣчалъ и ничего не забывалъ: и хитрости жены и продѣлки дочерей. Онъ зналъ и то, что дочери готовы обмануть его при всякомъ удобномъ случаѣ, и только отъ скуки, или для сохраненія собственнаго покоя, разумѣется будучи въ хорошемъ расположеніи духа, позволялъ имъ думать, что онѣ надуваютъ его», но «при первой же вспышкѣ гнѣва» высказывалъ все дочерямъ «безъ пощады, въ самыхъ нецеремонныхъ выраженіяхъ, а иногда и бивалъ дочерей за обманъ. Къ невѣсткѣ, которая «сама была женщина сильнаго характера, относился съ нѣжностью». Онъ, «не сочинитель и не писака», съ трудомъ писавшій по старинному», весьма оцѣнилъ первое письмо своей будущей невѣстки», противъ которой былъ раньше настроенъ враждебно. – «Ну и умница и должно быть горячая душа!» И на замѣчаніе старшей дочери (что и говорить, батюшка, книжница: мягко стелетъ, да каково-то будетъ спать), прикрикнулъ на нее зловѣщимъ голосомъ и, «вопреки всякимъ церемоніямъ, отвѣтилъ письмомъ, называя Софью Николаевну «милой, дорогой и разумной». При встрѣчѣ съ нею «поглядѣлъ ей пристально въ глаза, изъ которыхъ катились слезы, самъ заплакалъ, крѣпко обнялъ, поцѣловалъ» и сказалъ: «Славу Богу, пойдемъ же благодарить его». Но и на нее Степанъ Михайловичъ разсердился, когда она родила дочь, вмѣсто ожидаемаго внука, хотя «очень хорошо зналъ, что гнѣваться было не на кого, но въ первые дни не могъ овладѣть собою. Прогнѣвался онъ и на докторовъ, не сумѣвшихъ помочь Софьѣ Николаевнѣ.

Во время вспышекъ гнѣва, благодѣтельный и даже симпатичный, человѣкъ омрачался иногда такими вспышками гнѣва, которыя искажали въ немъ образъ человѣческій и дѣлали его способнымъ на ту пору къ жестокимъ отвратительнымъ поступкамъ». Послѣ бури «валился на постель и впадалъ «въ глубокій сонъ; иногда, «послѣ сильнаго словеснаго приступа, вмѣсто «толчка калиновымъ подожкомъ», «или пинка ногой, даже стуломъ», Степанъ Михайловичъ только смѣялся; послѣ бури бывалъ «свѣтелъ и ясенъ», и во вчерашнемъ дикомъ звѣрѣ сегодня просыпался «человѣкъ».

«Признаки грозы на лицѣ Степана Михайловича», (когда по обыкновенію, у него кривилась голова въ сторону, сдвигались брови и онъ косился на всѣхъ неласково) всѣхъ домашнихъ «обдавали холодомъ» и всѣ прикусывали язычки. Тогда Степанъ Михайловичъ или молчалъ, или давалъ отвѣты далеко не учтивые».

Былъ «больно крутъ, но разуменъ». Приказанія его коротки: «сказано –сдѣлано». Запретилъ сыну жениться на Зубиной, но, когда получилъ умоляющее письмо отъ него, долго сидѣлъ, чертя калиновымъ подожкомъ какіе то узоры на полу», но «скоро смекнулъ, что дѣло плохо» и что ничто «не вылѣчитъ отъ любви сына». – Вѣдь не позволимъ, такъ намъ не видать Алексѣя, какъ ушей своихъ: или умретъ съ тоски, или на войну уйдетъ, или пойдетъ въ монахи, и родъ Багровыхъ прекратится». «Самолюбіе», «упорный духъ» и «желѣзную волю» побѣдили «отцовская любовь» и «разумность».

Самъ былъ горячъ до бѣшенства, но недобрыхъ, злыхъ и жестокихъ безъ гнѣва людей, терпѣть не могъ». Онъ бывалъ въ горячности «жестокъ», но «строгъ былъ только въ пылу гнѣва: прошелъ гнѣвъ, прошла и вина». «За толстое бѣлье» не разъ бивалъ свою жену и «изрубилъ на порогѣ своей комнаты все бѣлье, сшитое изъ оборонной льняной холстины», но покорился. Если, бывало «прозѣваютъ его возвращеніе съ поля» и не успѣютъ подавать обѣда во время, отъ этого происходили печальныя послѣдствія». Во время гнѣва Степанъ Михайловичъ «весь дрожалъ, лицо дергали судороги, свирѣпый огонь лился изъ его глазъ, помутившихся, потемнѣвшихъ отъ ярости». Домашніе убѣгали изъ дома и прятались: «двое слугъ водили его подъ руки», и «онъ бушевалъ на просторѣ». «Когда дочь солгала и заперлась въ обманѣ, и жена кинулась ему въ ноги, прося помилованія, Степанъ Михайловичъ пришелъ въ ярость. Жену онъ «таскалъ за волосы». – Подайте мнѣ ее (дочь сюда)! вопилъ онъ задыхающимся голосомъ. Узнавъ, что Прасковья Ивановна повѣнчана съ Куролесовымъ, обратилъ все свое бѣшенство на Бактееву; повывѣдавъ, что его жена и дочери дѣйствовали за одно съ Бактеевой и приняли отъ Куролесова подарки, пришелъ въ такой гнѣвъ, что Бактееву назвалъ «старой мошенницей», сказалъ, что «она продала свою внучку разбойнику Мишкѣ Куролесову, который приворожилъ ее нечистою силой». Возвратясь домой, подарки «отослалъ къ старухѣ Бактеевой для возвращенія кому слѣдуетъ, и послѣ этого старшія дочери долго хворали, а у бабушки не стало косы», и «цѣлый годъ ходила она съ пластыремъ на головѣ». «Молодымъ же Куролесовымъ онъ далъ знать, чтобъ они не смѣли къ нему и глазъ показывать, а у себя дома запретилъ поминать ихъ имена». Сестру свою, вышедшую замужъ противъ его воли, онъ простилъ и даже примирился съ Куролесовымъ, узнавъ, что тотъ «ведетъ себя хорошо и занимается устройствомъ имѣнія жены своей», но мнѣнія своего о немъ не перемѣнилъ: «– Хорошъ парень, ловокъ и смышленъ, а сердце не лежитъ, отзывался Степанъ Михайловичъ о Куролесовѣ, но «вообще былъ имъ доволенъ», а его хозяйство нашелъ въ отличномъ порядкѣ»; услышавъ о «поганыхъ дѣлахъ» Куролесова, не хотѣлъ увѣдомлять ничего не знавшую о нихъ сестру, такъ какъ «если она узнаетъ истину, то врядъ ли поправитъ дѣло, а будетъ только убиваться съ горя понапрасну». О самомъ же Куролесовѣ рѣшилъ: «пусть сломитъ себѣ шею, или попадетъ въ уголовную – туда ему и дорога. Этого человѣка одинъ только Богъ можетъ поправить. Крестьянамъ жить у него можно, а дворовые всѣ негодяи, пускай терпятъ за свои грѣхи». И только, узнавъ, что Парасковья Ивановна избита мужемъ «до полусмерти» и заперта имъ въ подвалъ, «вскочилъ какъ безумный» (Словарь, с. 59–64).

1723/24

1723/24 – Степан Михайлович Аксаков (1723/24 – янв. или февр. 1798) – сын Михаила Петровича Аксакова (со 2.12.1731 г. поручик) и его жены Пелагеи Никитичны, урожденной Ружевской. Отмечу, что и в литературе, и в Интернете встречается другой год его рождения – 1724-й. Кстати напомню, что у Александра Васильевича Суворова точно известен день и месяц рождения. Однако год точно неизвестен – это 1729-й или 1730-й.

1724

Ок. 1724 – родился Иван Васильевич Неклюдов (ок. 1724 – 27.05.1791), секунд-майор, брат Ирины Васильевны Аксаковой (урожд. Неклюдовой).

Жена: Прасковья Федоровна Неклюдова (ок. 1726–1792).

Их дети:

Фиона (или Трифена, а домашнее имя Флена) Ивановна Луневская (Неклюдова; ок. 1749 – после 1816 и до 1820), муж – Иван Данилович Луневский, их дети: Александр Иванович Луневский (ок. 1775-?), Елизавета Ивановна Тохтарова или Тахтарова (Луневская; ок. 1779-?);

Екатерина Ивановна Калминская (Неклюдова; ок. 1758 – до 1820), муж – Ларион Николаевич Калминский (ок. 1746-?), их дети: Анна Ларионовна Чичагова (Калминская; ок. 1788 – после 1850), Николай Ларионович Калминский (ок. 1790-?), Екатерина Ларионовна Городниченко (Калминская; ок. 1791-?). См.: http://nagatkin.ru/

 1725/27

1725–1727 – Ирина Васильевна Аксакова (урожд. Неклюдова; 1725/27 – 01.10.1799), бабушка писателя по отцовской линии, была замужем за С.М. Аксаковым вторым браком (первый её муж – Иван Савич Воронцов, скончавшийся, очевидно, ранее 1746 г.). Приданое за ней – 25 душ крестьян мужского пола и 27 душ крестьян женского пола в деревне Аксаково Бугурусланской округи Уфимского наместничества.

«Приведя в порядок свое хозяйство, дедушка мой женился на Арине Васильевне Неклюдовой, небогатой девице, также из старинного дворянского дома. <…> Он не женился на одной весьма богатой и прекрасной невесте, которая ему очень нравилась, единственно потому, что прадедушка ее был не дворянин».

Арина Васильевна («Семейная хроника» и «Дѣтскіе годы»). Жена Степана Михайловича, «изъ небогатаго, но стариннаго дворянскаго дома Неклюдовыхъ». Женщина «старая», «тучная и неуклюжая», «самая простая и добрая». Маленькіе каштановые глазки ея заплыли жиромъ. Ходила въ шушунѣ, повязанная платкомъ. «Мы люди деревенскіе» и вашихъ городскихъ порядковъ не знаемъ, говорила Арина Васильевна. «Любила жирную и не свѣжую птицу» (отъ которой и умерла), «вороньи ягоды и жаренные въ сметанѣ шампиньоны. «Во время грозы затепливала свѣчки у образовъ и молилась»; во время гнѣва мужа, «падши къ его ногамъ», молила о прощеніи за себя и другихъ <…> (Подр. см.: Словарь, с. 15-16).

 Дети Степана Михайловича и Ирины Васильевны Аксаковых:

Аксинья (Ксения), Анна, Александра, Елизавета, Тимофей и Евгения.

В 1791 г. дочерям С.М. Аксакова:

Анне – 39 лет, её муж (не позднее 1791 г.) Иван Тимофеевич Веригин, прапорщик;

Аксинье – 37 лет, её мужья: а) Иван Андреевич Коптяжев (умер ранее 1782 г.), б) Борис Ананьевич Нагаткин, майор (в 1791 г. была замужем).

[«Во всех аксаковских родословиях первым мужем Аксиньи Степановны считался Иван Андреевич Коптяжев. Однако в 2013 г. краевед из Самары Николай Плигин, изучающий историю села Коптяжево, нашёл в Самарском архиве документы, из которых следует, что вовсе не Иван Андреевич был мужем Аксиньи, а племянник Ивана Андреевича, Алексей Николаевич Коптяжев»]; см.: 1770 г.

Александре – 36 лет, её муж (не позднее 1791 г.) Иван Петрович Кротков, подпоручик;

Елизавете – 35 лет, её муж (не позднее 1791 г.) Ипполит Петрович Ерлыков, инженер-капитан;

Евгении – 18 лет, её муж (не ранее 1791 г.) Василий Васильевич Угличинин, полковник в отставке. (См.: РГИА. Ф. 1343. Оп. 16. Д. 751).

 1744

Ок. 1744 – родилась дочь С.М. – Аксинья (Ксения) Степановна Аксакова (в замужестве Коптяжева, потом Нагаткина; ок. 1744–1828 – в возрасте 84 лет; погребена была в приделе церкви Святой Троицы села Куроедова; села в данное время не существует, а здание церкви превращается в руины), крестная мать С.Т. Аксакова.

1-й муж – Алексей Николаевич Коптяжев (? – до 1774). См. о нем: 1773–1774.

2-й брак ок. 1775 г. 2-й муж – Борис Ананьевич Нагаткин (ок. 1729 – после 1792, 63 года), полковой квартирмейстер (1766-68), капитан (с.1.1.1770), секунд-майор (с 30.4.1773), в 1784-85 – судья Бугурусланского уездного суда, отставной секунд-майор.

Во втором браке у нее было трое детей: поручица Вера Борисовна Куроедова (1776 – 22.3.1834) – ее муж Куроедов Иван Петрович (ок. 1772–1814); Николай (ок. 1782 – 31.10.1857) – его жена Нагаткина (Серебрякова) Екатерина Дмитриевна; Василий (ок. 1783–1854) – его жена Нагаткина (Осоргина) Александра Федоровна (1790-1792 – 1872).

Овдовев во второй раз, Аксинья Степановна жила с детьми в своей деревеньке, находившейся в пятидесяти верстах к югу от Багрова (Ново-Аксакова) на степной речке Кинели. Подр. о ее потомстве см.: Родословная Соколовых: записки сделаны Соколовым Андреем Петровичем в 1997–1999. Уфа, 2003. 120 с.

В настоящее время известно около 700 потомков А.С. и Б.А. Нагаткиных. См.: Титова О.А. Нисходящая роспись потомков Бориса Ананьевича Нагаткина – электронный ресурс. Подр. см.: Титова, 68, с. 103–108.

Нагаткина, Аксинья Степановна («Семейная хроника»). Старшая дочь Степана Михайловича, вдова, по первому мужу Коптяжева. Крестная мать Багрова-внука. «Сердечная простота», какъ называли ее сестры, «добрая, простодушная женщина». На отзывы сестеръ о невѣсткѣ отвѣчала «коротко и ясно»: «Вы себѣ тамъ, какъ хотите; не любите и браните Софью Николаевну, а я ею очень довольна; я отъ нея кромѣ ласки и уваженія ничего не видала», и Акс. Степановна не удерживала порывовъ своего «дружелюбія». Несмотря на всѣ средства и просьбы, даже угрозы» сестеръ, при всѣхъ передала Софьѣ Николаевнѣ послѣднюю просьбу умирающей Арины Степановны о прощеніи. Степанъ Михайловичъ звалъ ее «добрухой, и простухой, и маіоршей». Когда дѣтямъ брата привезла гостинца, изюму и черносливу, то отдала тихонько отъ всѣхъ и велѣла такъ ѣсть, чтобы никто не видалъ» (Словарь, с. 41).

1747

Надежда Ивановна Аксакова (в замужестве Куроедова; 1747 – 21.01.1806), дочь шкипера морского флота Ивана Петровича Аксакова и Елены Михайловны Бекетовой; двоюродная сестра С.М. Аксакова; жена М.М. Куроедова; хозяйка богатой усадьбы Чуфарово.

«Прасковья Ивановна лишилась матери еще в колыбели, а десяти лет потеряла отца. Мать ее была из рода Бактеевых и очень богата: она оставила дочери девятьсот душ крестьян, много денег и еще более драгоценных вещей и серебра; после отца также получила она триста душ; итак, она была богатая сирота и будущая богатая невеста. После смерти отца она сначала жила у бабушки Бактеевой, потом приезжала и гостила подолгу в Троицком, и, наконец, Степан Михайлович перевез ее на житье к себе».

Прасковья Ивановна Багрова-Куролесова («Семейная хроника». «Воспоминанія»). Двоюродная сестра Степана Михайловича, горячо любимая имъ; «богатая сирота», «замѣчательная женщина; въ юности Пр. Ив. была не красавица, но имѣла правильныя черты лица, прекрасные, умные, сѣрые глаза, довольно широкія, длинныя, темныя брови, показывающія твердый и мужественный нравъ, стройный высокій ростъ, и въ четырнадцать лѣтъ казалась осьмнадцатилѣтнею дѣвицей… (Подр. см.: Словарь, с. 45-50).

 Михаил Максимович Куроедов (1717–1792; согласно «Семейной хронике» С.Т. Аксакова: ок. 1733 – ок. 1775), надворный советник, майор в отставке, комендант Симбирска; муж Н.И. Куроедовой; основатель с. Надеждино (Надёжино, Куроедово тож).

Куролесовъ, Михайло Максимовичъ («Семейная хроника»). Родовой симбирскій дворянинъ. Владѣлецъ въ полтораста душъ. «Съ пятнадцатилѣтняго возраста находился въ службѣ въ какомъ-то извѣстномъ тогда славномъ полку и дослужился уже до чина майора». «Настоящаго образованія не имѣлъ», но писалъ «бойко и складно», и состоялъ въ перепискѣ съ Суворовымъ. «Человѣкъ толковый, ловкій, и въ то же время твердый и дѣловой», «на словахъ боекъ». «Къ тому же былъ искателенъ, умѣлъ приласкаться и приласкать, оказывалъ уваженіе старшимъ и почтеннымъ людямъ», «умѣлъ такъ сыскать расположеніе всѣхъ, что всѣ его любили и носили на рукахъ». У Куролесова было неизмѣнное правило: «добиваться благосклонности людей почтенныхъ и богатыхъ». Женясь на Прасковьѣ Ивановнѣ противъ воли Степана Михайловича, «для того, чтобы утвердиться въ своемъ новомъ положеніи», «первымъ его дѣломъ было объѣздить съ молодой своей женой всѣхъ родственниковъ и всѣхъ знакомыхъ, какъ съ ея стороны, такъ и со своей. Въ Симбирскѣ же, начиная съ губернатора, не было забыто ни одно служебное, сколько нибудь значительное лицо». «Онъ былъ, какъ говорится, молодецъ собой». Многіе называли его даже красавцемъ, но иные говорили, что онъ, несмотря на свою красивость, былъ какъ-то непріятенъ». «Сахаръ-Медовичъ», по выраженію Степана Михайловича <…> (Подр. см.: Словарь, с. 33–36).

1749

Фиона Ивановна Луневская (Неклюдова; ок. 1749 – до 1820), муж – Иван Данилович Луневский, их дети: Александр Иванович Луневский (ок. 1775-?), Елизавета Ивановна Токтарова? (Луневская; ок. 1779-?). См.: http://nagatkin.ru/

1749–1752

1749–1752 – родилась дочь С.М. – Анна Степановна Аксакова (в замужестве Веригина; ок. 1752, по др. данным 1749 – ок. 1778). Она рано умерла, оставив 3-летнюю дочь – Александру Ивановну Веригину (ок. 1775 – до 1849).

 1755

1755, 13 янв. – С.М. Аксаков – прапорщик.

1755 или 1758

Ок. 1755 – родилась дочь С.М. – Александра Степановна Аксакова (в замужестве Кроткова; ок. 1755; по др. данным 1758 – 1833 (Титова, 67, с. 83)). А.С. Аксакова вышла замуж за подпоручика Ивана Петровича Кроткова (ок. 1754 – вероятно, до 1833 (Титова, 67, с. 83)), Аркадий Тимофеевич Аксаков женился на Анне Степановне Кротковой. Село Кротково, основанное во второй половине 17 в., ныне находится в составе Сенгилеевского района Ульяновской области. В отличие от тётки Александры Степановны, Иван Петрович Кротков, по словам Аксакова, «нас с сестрой очень любил». Супруги Кротковы, видимо, детей не имели. ПО крайней мере, об их детях С.Т. Аксаков в своих произведениях не упоминает. Также о Кротоковых см.: 1795 г.

Каратаева, Александра Степановна («Семейная хроника»). Дочь Степана Михайловича. «Соединяла съ хитрымъ умомъ отцовскую живость и вспыльчивость, но добрыхъ свойствъ его не имѣла». «Была коноводъ въ своей семьѣ и вертѣла всѣми, какъ хотѣла»; съ помощью бойкаго и ядовитаго языка своего всѣхъ мутила, «но дѣйствовать прямо не рѣшалась». –«Обратила въ шпіоны одного изъ лакеевъ Алексѣя Степановича», нашла какую-то кумушку въ Уфѣ, разузнала отъ нея «всю подноготную Софьи Николаевны и сообщала сестрамъ съ приличными украшеніями всѣ полученныя ею свѣдѣнія о похожденіяхъ своего братца». «Заправляла всѣмъ дѣломъ» разстройства свадьбы Алексѣя Степановича и «выписала изъ Уфы «пѣтую дуру» – Флену Ивановну Лупеневскую»; которую «учила съ голосу что говорить и какъ говорить» о невѣстѣ Степану Михайловичу (Словарь, с. 29).

Каратаевъ, Иванъ Петровичъ («Семейная хроника»). Мужъ Александры Степановны. «Столбовой русскій дворянинъ», страстный любитель Башкирцевъ и кочевой ихъ жизни». «Человѣкъ молодой», «богатырь», «съ состояніемъ», но «жилъ въ грязи, въ чуланѣ съ печью, прямо изъ сѣней». «Большую часть лѣта проводилъ онъ, разъѣзжая въ гости по башкирскимъ кочевьямъ и каждый день напивался до пьяна кумысомъ; по башкирски говорилъ, какъ башкирецъ, сидѣлъ верхомъ на лошади и не слѣзалъ съ нея по цѣлымъ днямъ, какъ башкирецъ, даже ноги у него были колесомъ, какъ у башкирца; стрѣлялъ изъ лука, разбивая яйцо на дальнемъ разстояніи, какъ истинный башкирецъ. (Словарь, с. 29-30).

 1756–1763

1756–1763 – родилась дочь С.М. – Елизавета Степановна Аксакова (в замужестве Ерлыкова; 1756/63, ок. 1759 – апр. 1840, Уфа, обряд отпевания состоялся в Александро-Невской церкви).

Бракосочетание не позднее 1775 г. Муж – Ипполит Петрович Ерлыков (ок. 1747 – ?; в 1791 – капитан, в 1792 – инженер-капитан, в 1793 – майор, 1805 – генерал, 1808 – генерал-майор).

Их дети: Надежда (1776 – после 1816), Екатерина (1777 – ?), Любовь (1790-1791 – ?), Екатерина (1792 – ?), Любовь (1794 – ?). Подр. см.: Титова, 67, с. 83–89.

Ерлыкинъ («Семейная хроника»). Мужъ Елисаветы Степановны «мрачный генералъ». «Былъ старъ, бѣденъ и пилъ запоемъ», «который обыкновенно продолжался не менѣе недѣли». Въ гостяхъ у Ногаткиной такъ «натянулся», что «его заперли въ пустую башо». – Степанъ Михайловичъ «лѣчилъ его какими-то отвратительными настойками, но безуспѣшно. Въ трезвенномъ состояніи» Ерлыкинъ «пилъ только одну воду», «имѣлъ сильное отвращеніе отъ хмельнаго и не могъ поднести ко рту рюмки вина безъ содроганія, но раза четыре въ годъ вдругъ получалъ непреодолимое влеченіе ко всему спиртному; пробовали ему не давать, но онъ дѣлался самымъ жалкимъ, несчастнымъ и безъ умолку говорливымъ существомъ, плакалъ, кланялся въ ноги и просилъ вина; если же и это не помогало, то приходилъ въ неистовство, въ бѣшенство, даже посягалъ на свою жизнь». «Смотрѣлъ значительно» и «былъ крайне скупъ па слова, за что и считался отмѣнно умнымъ человѣкомъ». Софья Николаевна напрасно старалась какъ-нибудь втянуть его въ дружескую бесѣду: «суровый, мрачный и гордый генералъ непреклонно молчалъ».

1758

Екатерина Ивановна Калминская (Неклюдова; ок. 1758 – до 1820), муж – Ларион Николаевич Калминский (ок. 1746-?), их дети: Анна Ларионовна Чичагова (Калминская; ок. 1788-?), Николай Ларионович Калминский (ок. 1790-?), Екатерина Ларионовна Городниченко (Калминская; ок. 1791-?). См.: http://nagatkin.ru/

1759

1759, 21 февр. – родился сын С.М. – Тимофей Степанович Аксаков (21.2.1759 – 26.12.1836; похоронен в с. Ново-Аксакове Бугурусланского уезда Оренбургской губ.) – основатель деревни Пёстровка; отец С.Т. Аксакова.

Алексѣй Степановичъ Багровъ («Семейная хроника», «Дѣтскіе годы» и «Воспоминані я»). Съ молоду «былъ красавчикъ, кровь съ молокомъ: «кофту, да юбку, такъ больше бы походилъ на барышню, чѣмъ всѣ сестры», говорилъ про него отецъ. Съ шестнадцати лѣтъ Степанъ Михайловичъ опредѣлилъ его въ военную службу; «почти годъ находился безсмѣннымъ ординарцемъ при Суворовѣ»; послѣ того, какъ нѣмецъ генералъ (см. Трейблутъ) «жестоко отколотилъ его палками», вышелъ въ отставку съ чиномъ 14 класса «для опредѣленія къ статскимъ дѣламъ»; былъ опредѣленъ отцомъ въ Верхній Земскій Судъ, гдѣ Алексѣй Степановичъ «усердно и долго служилъ и былъ впослѣдствіи прокуроромъ» <…> (Подр. см.: Словарь, с. 12–14).

1761

«Я обещал рассказать особо об Михайле Максимовиче Куролесове и его женитьбе на двоюродной сестре моего дедушки Прасковье Ивановне Багровой. Начало этого события происходило в 1760-х годах, прежде того времени, о котором я рассказывал в первом отрывке из «Семейной хроники», а конец – гораздо позже».

Ок. 1761 – Двоюродная сестра С.М. Аксакова Н.И. Аксакова в 14 лет выходит замуж за отставного майора М.М. Куроедова, который получил за женой около 1200 душ крепостных.

???? – М.М. Куроедов купил у башкирцев по урочищам около 20.000 десятин чернозема и основал село Надёжино, в которое перевел крепостных крестьян из Симбирской губернии. Назвал село в честь жены, построил здесь усадебный дом и каменную церковь во имя святого великомученика Димитрия Солунского (в 1790–1799 гг.). См.: Гудкова З.И. Ординарец Суворова // Бельские просторы. 2001. № 11. С. 127–130.

 1765

1765 – родилась дочь С.М. – Евгения Степановна Аксакова (в замужестве Угличинина; 1765–1846). В «Воспоминаниях» С.Т. Аксаков описал историю замужества самой младшей из своих тёток. Она вышла замуж уже весьма поздно, когда ей «стукнуло уже сорок лет» за отставного полковника Василия Васильевича Угличинина (1757–1837, 79 лет). См.: Титова, с. 163; Титова, 68, с. 119.

Можно предположить, что имение Евгении Степановны находилось в Бугульминском уезде. Действительно, по сведениям из Окладной книги по Бугульминскому уезду V ревизии (1795 г.) в деревне Александровке (той, где проживали супруги Кротковы) девица Евгения Аксакова была владелицей 14 душ крестьян обоего пола. По VI ревизии (1811 г.) в деревне Александровке крепостные Евгении Степановны уже не значились, а во «вновь заведенной деревне Латы у полковницы Евгении Угличининой было 20 душ крепостных мужского пола, в 1813 г. сюда было переведено 20 душ крестьян из Симбирской губернии, и в 1815 году 19 душ из Бугурусланского уезда» (Свице, с. 72-73).

Угличининова, Татьяна Степановна («Семейная хроника», «Дѣтскіе годы», «Воспоминаиія»). Меньшая дочь и любимица Степана Михайловича. Была «чтецомъ и писцомъ отца» и «хозяйкой въ домѣ». Дѣвица романическая». До глубокой старости сохранила дѣвическій, цѣломудренный видъ», «была свѣжа и моложава». «Не получила никакого воспитанія», но «имѣла въ душѣ какое то влеченіе къ образованности и любовь къ природѣ. У ней водились кое какія книжки: старинные романы и театральныя пьески», которыя она «любила читать на островѣ и удить рыбу». «На многихъ берегахъ вырѣзала свое имя и числа разныхъ годовъ и мѣсяцевъ». Послѣ смерти отца находилась въ полной зависимости отъ хозяйки, невѣстки, но Т. С. «захотѣлось хоть подъ старость зажить своимъ домкомъ, имѣть свой уголокъ и быть въ немъ полной хозяйкой; «она вышла замужъ за Угличининова», котораго «нѣжно и горячо любитъ», «живетъ и дышитъ имъ» «участливо, съ заботливымъ вниманіемъ относится къ каждому слову, и движенію его», и «совершенно счастлива» <…> (Словарь, с. 69).

Из третьей книги – «Воспоминания» – мы узнаём, что уже после смерти родителей Евгения Степановна вышла замуж за отставного полковника Василия Васильевича Угличинина. «Её позднее замужество совпало с приездом в оренбургское Аксаково Сергея со своим воспитателем Карташевским». В «Воспоминаниях» обозначено время этого события – лето 1804 года (ей было 39 лет). О женихе своей тётушки Сергей Тимофеевич сообщает следующее: «Это был человек очень простой, добрый, смирный и честный; и ему было далеко за пятьдесят лет. Он не имел никакого состояния, кроме пенсии, и происходил из самобеднейших дворян или однодворцев, переселившихся в Уфимское наместничество. Четырнадцати лет определили его в военную службу; он служил тихо, исправно, терпел постоянно нужду, был во многих сражениях и получил несколько лёгких ран. Он не имел никаких знаков отличия, хотя формулярный список его был так длинен и красноречив, что, кажется, должно бы его обвешать всякими орденами. Последнее время служил он на Кавказе, откуда вывез небольшую сумму денег, накопленную из жалованья, мундир без эполет, горского, побелевшего от старости коня, ревматизм во всём теле и катаракт на правом глазу…»

Семейная жизнь Угличининых сложилась счастливо.

 1767

«Тесно стало моему дедушке жить в Симбирской губернии, в родовой отчине своей, жалованной предкам его от царей московских... С некоторого времени стал он часто слышать об Уфимском наместничестве, о неизмеримом пространстве земель, угодьях, привольях, неописанном изобилии дичи и рыбы и всех плодов земных... и отправился за Волгу... в Бугуруслан и в двадцати пяти верстах от него купил землю у помещицы Грязевой по речке Большой Бугуруслан, быстрой, глубокой и многоводной...»

1767, 5 окт. – С.М. Аксаков, полковой квартирмейстер и симбирский помещик, купил у кадета и бомбардира дворянина Николая Грязева около 5 тыс. десятин земли, расположенной вдоль реки Бугурусланки (в Бугульминском уезде Оренбургской губ.), за 2.500 рублей. Сюда перевел своих крестьян из родовой усадьбы – с. Аксакова (Троицкое, Старое Аксаково) Симбирского уезда. Крестьянами и соседями по имению стало именоваться Ново-Аксаковым в память Старого Аксакова Симбирской губернии.

Ново-Аксаково (Новое Аксаково, Знаменское) – село Уфимского наместничества, с 1796 г. – Оренбургской губернии, 1851 г. – Бугурусланского уезда Самарской губ.; ныне – с. Аксаково Бугурусланского района Оренбургской области. Основано в 1760-е гг. как Знаменское (название дано в честь семейной святыни Аксаковых – иконы во имя Божией Матери, именуемой «Знамение»; впоследствии использовалось только в деловых актах).

Степан Михайлович дал обет, со временем, построить церковь во имя Знамения Божьей Матери, празднуемого 27 ноября (10 декабря), что было исполнено его сыном в 1814 году. С.М. Аксаков поставил здесь деревянный дом, заложил парк с липовой и сосновой аллеями, немногим позже построил мельницу и запрудил реку Бугурусланку. И после отставки жил в селе с семьей.

Дедушкой писателя на реке Большой Бугуруслан была построена «мукомольня о четырёх поставах с толчеёю, которая действовала круглый год, кроме вешнего паводка, и приносила дохода от 700 до 1000 рублей в год, в реке водились щуки, окуни, плотва. Жители брали воду для потребления из указанной речки» (РГАДА. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 1876. Л. 7).

 1769

1769, 1 мая – Определением Государственной вотчинной коллегии, состоявшимся 01.05.1769 г., оставшиеся после умершего двоюродного деда Дмитрия Алексеевича Аксакова в Симбирском уезде на речке Майне 39 четвертей земли отказаны по праву наследования двоюродному внуку Степану Михайловичу Аксакову по его челобитью (Сиверс А.А., с. 91; Кулешов А.С. Наумов О.Н. Аксаковы. Поколенная роспись. М., 2009).

1769 – Сохранились сведения, что деревню Коптяжевку первый муж Аксиньи Степановны Аксаковой – чиновник Оренбургской губернской канцелярии Иван Андреевич Коптяжев основал в 1769 г. В 1849 г. на средства прихожан была построена деревянная церковь во имя иконы Пресвятой Богородицы Казанской. Основная часть здания храма сохранилась, идет сбор средств на его восстановление (Свице, с. 68).

 1770-е

1770-е – в Ново-Аксаково насчитывалось 10 дворов, проживало 17 крестьян мужского пола.

1770

Сохранился Послужной список Бориса Ананьевича Нагаткина, составленный в 1770 году перед представлением к следующему чину. По документу, Борису Ананьевичу 41 год, он происходит из российских дворян, за ним мужеска полу 15 душ; в службу вступил в 1749–м (в 19 лет) капралом, постепенно рос в чинах, к 1770–му году занимал должность полкового квартирмейстера, холост. Характеризуется начальством Борис Ананьевич весьма положительно и «по усердной службе к повышению чина достоин». Согласно этому документу, Борис Ананьевич Нагаткин родился около 1729 года (Титова, с. 149). См.: 1784 г.

1771

О Н.С. Зубове, отставном капитане и коллежском советнике в «Материалах по истории Башкирской АССР» (т. 4, 5) опубликовано несколько документов о покупке и продаже земли около деревни Зубовки в 1771–1788 гг. Подр. о Н.С. Зубове см.: 1788 год.

1773

1773 – В селе Неклюдово – примерно в 20 верстах от Ново-Аксаково – помещиком Иваном Васильевичем Неклюдовым, родным братом жены С.М. Аксакова, построена Богородицкая церковь – деревянная, престолов в ней один во имя Казанской Божией Матери. Ее прихожанами были жители сел Неклюдова, Ново-Аксакова, Екатериновки, сельца Репьевки и Байтугана. В этом селе при церкви будет похоронен С.М. Аксаков.

Неклюдовъ, Иванъ Васильевичъ («Семейная хроцика»). Шуринъ Степана Михайловича; «купилъ землю въ двадцати верстахъ отъ Степана Михайловича, перевелъ крестьянъ, построилъ деревянную церковь, назвалъ свое село Неклюдовымъ, и самъ переѣхалъ въ него съ семействомъ» (Словарь, с. 42).

У него были две дочери: Флёна Ивановна Неклюдова (в замужестве Лупеневская) и Екатерина Ивановна Неклюдова (в замужестве Калминская). Муж последней – Илларион Николаевич Калминский. См.: 1795 год.

«Прямо из-за обеда молодые отправились с свадебными визитами в Неклюдово к Кальпинским и в Лупеневку (в двух верстах от Неклюдова) к знакомой нам Ф.И. Лупеневской».

«В Неклюдове жил Илларион Николаевич Кальпинский с женою своею Катериной Ивановной. Это был человек в своем роде очень замечательный, не получивший никакого научного образования, но очень умный и начитанный, вышедший из простолюдинов (говорили, что он из мордвы), дослужившийся до чина надворного советника и женившийся по расчету на дочери деревенского помещика и старинного дворянина. В настоящее время он предался хозяйству и жадно копил деньги».

 1773–1774

«…была пугачевщина. Шайки Емели распугали помещиков Оренбургского края, и Степан Михайлович со своим семейством также бежал, сначала в Самару, а потом вниз по матушке по Волге, в Саратов и даже в Астрахань».

1773, осень – дек. – С.М. с женой и детьми, спасаясь от пугачевского бунта, впервые приехал в Самару.

1773–1774 – осада города Уфы, длившаяся с осени 1773 до весны 1774 г. Под началом воеводы и нескольких от­ставных офицеров, небольшой уфимский гарни­зон и отряд добровольцев из купцов и мещан поч­ти полгода успешно обороняли город от целой ар­мии повстанцев. См.: «Журнал Уфимской комендантской канцеля­рии», в котором уфимским комендантом полков­ником С.С. Мясоедовым заносились события че­тырехмесячной осады Уфы с 24 ноября 1773 г. по 24 марта 1774 г. отрядами пугачевского атамана Ивана Зарубина-Чики.

1773, дек. – Во второй половине декабря отряды Пугачева приблизились к Самаре. 25 декабря отряд восставших крестьян под командованием И.Ф. Арапова занял Самару. Семья Аксаковых поспешила сначала в Саратов, а затем добралась и до Астрахани.

1773–1774 – Первый муж Аксиньи Степановны Аксаковой – Алексей Николаевич Коптяжев погиб от рук пугачёвцев предположительно между 1773–м и 1774–м годами. «Аксинью же Степановну спасли крестьяне, нарядив в сарафан: они очень любили её за несказанную доброту» (Титова, с. 146).

1775

Ок. 1775–1778 – С.М. определил сына на военную службу, где он прослужил около трех лет.

«…как только сыну минуло шестнадцать лет, определил его в военную службу, в которой он служил года три, и по протекции Михайла Максимовича Куролесова находился почти год бессменным ординарцем при Суворове; но Суво­ров уехал из Оренбургского края, и какой-то не­мец-генерал (кажется, Трейблут) без всякой вины жестоко отколотил палками молодого человека, несмотря на его древнее дворянство».

1775 – Т.С. Аксаков, по протекции коменданта города Симбирска М.М. Куроедова, почти год был ординарцем при генерал-поручике А.В. Суворове. С 1 декабря 1774 г. Суворов занимался ликвидацией отрядов мятежников и умиротворением населения, оказавшегося в зоне восстания, прежде всего в Башкирии, в Оренбургской губернии и в предуральских уездах; непрерывно объезжал эти территории, имея свою ставку в Симбирске. В августе 1775 г. получил кратковременный отпуск, связанный со смертью отца и вступлением в наследство. Сохранилось письмо, написанное Суворовым в Симбирске 12 октября 1775 г., которое опубликовано в журнале «Русский архив» (1914. № 6). [24 ноября 2011 г. в самом центре Ульяновска, на улице Спасской, у стен Ульяновского гвардейского суворовского военного училища ВДВ установлен памятник А.В. Суворову. Монумент отлит из бронзы, его высота – почти 3 метра, а пьедестала – 1,2 м.]

 Ок. 1775 – родилась внучка С.М. – Александра Ивановна Веригина – дочь рано умерших Анны Степановны и Ивана Тимофеевича Веригиных (ок. 1775 – до 1849). Возможно место ее погребения – Симбирский Покровский мужской монастырь. С детства (видимо, с 3-х лет) воспитывалась в доме Н.И. Куроедовой. В очерке «Собирание бабочек» С.Т. Аксаков, описывая свой приезд в симбирское Старо-Аксаково на каникулы из Казани, упоминает о том, что ездил в гости «к двоюродной сестре моей А.И. Веригиной, бывшей воспитаннице Н.И. Куроедовой, жившей уже теперь своим домом, в своей деревеньке». В селе Чуфарово Симбирской губернии.

Ковригина, Александра Ивановна («Дѣтскіе годы»). «Исполнительница приказаній» Прасковьи Ивановны. «Жила у нея вмѣсто пріемыша уже 16 лѣтъ». «Двоюродная сестра» Багрова-внука. Молодая дѣвица «съ умными и добрыми глазами, но съ большимъ носомъ и совершенно рябымъ лицомъ». «Круглая сирота: отецъ и мать жили въ бѣдности, въ нуждѣ и оба померли». Взята была Пр. Ив. на воспитаніе съ малыхъ лѣтъ». Дружна съ Софьей Николаевной и «радушно и ласково» хлопотала объ ея дѣтяхъ (Словарь, с. 33).

1776

1776 – родилась Вера Борисовна Нагаткина (в замужестве Куроедова; 1776–22.03.1834, 58 лет) – внучка С.М. Аксакова. Ее муж – Иван Петрович Куроедов – скончался в 1814 году. Их дети: Петр, Борис, Василий и Екатерина (Свице, с. 68).

Анализируя сохранившиеся документы прихода Троицкой церкви села Куроедова, к которому относилась семья, можно узнать многие подробности жизни семьи. Из метрической записи о смерти старшей дочери Веры («22 марта 1834 года скончалась села Куроедова вдова поручица Вера Борисова Куроедова, 58 лет») можно заключить, что Вера родилась в 1776 году, соответственно, брак Аксиньи Степановны с Нагаткиным был заключён около 1775 года (Титова, с. 150).

Вера Борисовна Нагаткина выросла не только красавицей, была достойной женой и матерью, родив и воспитав тринадцать детей (Титова, с. 150).

[Мой прямой предок Аксаков Степан Михайлович – дед писателя Аксакова Сергея Тимофеевича. Наша веточка пошла от дочери Степана Михайловича – Ксении Степановны Аксаковой, в замуж. Нагаткиной. Муж Борис Ананьевич Нагаткин. Дочь Вера Борисовна Нагаткина, Её муж Иван Петрович Куроедов. Их дочь Екатерина Ивановна Куроедова. Её муж Бунин Михаил Иванович. Их сын Бунин Иван Михайлович женат на Потаповой Софье Михайловне. Мать Бунина Михаила Ивановича – Наталья Михайловна Уразлина (Уракова). Иван Михайлович Бунин, штабс-ротмистр, был предводителем Уездного дворянства в Белебеевском уезде. Имел имение в сельце Илькино (другие названия сельца Арьега, Михайловка). Опубликовано Galivlad, 01/22/2010. Cм.: https://ufagen.ru/node/25092].

 1778

Ок. 1778 – По настоянию отца Алексей Степанович по­дал просьбу об отставке и «был уволен из военной службы для определения к статским делам с чи­ном четырнадцатого класса». То есть Т.С. Аксаков ушел в отставку в чине поручика.

Ок. 1778–1788 – Т.С. Аксаков около 10 лет прослужил в Верхнем земском суде г. Уфы. Земский верхний суд, учрежден Екатериной II (1775 г.); к нему поступали дела из уездных судов, дворянских опек и нижних земских судов.

1778 – год вероятной кончины Анны Степановны Аксаковой (в замужестве Веригиной; ок. 1752, по др. данным 1749 – ок. 1778).

 1782

1782 – родился Николай Борисович Нагаткин (1782–1854) – внук С.М. Аксакова. Николай проявил себя на полях сражений, защищая Россию от Наполеоновского нашествия, в дальнейшем проживал с семьёй в Новом Нагаткине, служил исправником Бугурусланского уезда, пользовался в уезде непререкаемым авторитетом (Титова, с. 150).

 1783

1783 – родился Василий Борисович Нагаткин (1783 – 31.10.1857) – внук С.М. Аксакова. Младший сын Нагаткиных, Василий, несколько раз избирался дворянским предводителем, после смерти матери проживал в Уфе с большой семьёй. В настоящее время известно более 900 потомков Аксиньи Степановны и Бориса Ананьевича Нагаткиных (Титова, с. 150).

 1784

1784–1786 – прапорщик Т.С. Аксаков – дворянский заседатель в Совестном суде Уфимского наместничества.

1784 – Ещё один документ о Б.А. Нагаткине, дополняющий сведения о нём, – его формуляр 1784 года. На 1784 год он уже на гражданской службе. Занимает должность судьи Бугурусланского уездного суда, отставной секунд-майор; из российских дворян; владеет крепостными в Симбирской губернии в Курмышском в с. Болобоново – 18, в Ставропольском в селе Озерках – 20, в Казанском в дер. Шемельке – 18, в Саратовской в Кузнецком в селе Никольском Комышлинка тож – 30; в Уфимском наместничестве в Бугурусланской округе в дер. Новой Нагаткиной Кинельчик тож – 63, а всего 149 душ. Узнаём и о его дальнейшей военной карьере с 1770 года: «с 1 января 1770 года капитан, с 30 апреля 1773 года секунд-майор». И о семье: «женат полкового квартирмейстера Степана Аксакова дочери Аксинье Степановне. Имеет сына Николая – 2 лет и Василия – году, при отце Николай родился около 1781 года, а Василий около 1782 года. Как известно, во втором браке у Аксиньи Степановны с Нагаткиным появилось трое детей: дочь Вера и затем сыновья Николай и Василий. В формуляре Б.А. Нагаткина дочь не упомянута, что было сплошь и рядом. Важны были сыновья (Титова, с. 149).

 1785

В 1785 г. Аксаковы покупают землю вверх по р. Бугуруслан, называемую Кипчакской пустошью. После 1806 г. Т.С. Аксаков переводит сюда своих крепостных из деревни Надеждино (близ города Белебея в Башкирии), которые были получены в наследство от Надежды Ивановны Куроедовой.

 1786

«Старших дочерей своих он пристроил: первая, Веригина, уже давно умерла, оставив трёхлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елизавета какими–то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и с состоянием, И.П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, – башкирца душой и телом; меньшая, Танюша, оставалась при родителях; сынок был уже двадцати семи лет…»

Скорее всего, это 1786 год.

 1787

1787–1788 – Т.С. Аксаков – прапорщик, стряпчий 2–го Департамента Верхнего Земского суда Уфимского наместничества.

 1788

1788, 19 февр. – Венчание в Успенской приходской церкви в Уфе – Тимофея Степановича Аксакова и Марии Николаевны Зубовой (06.01.1769 или 1768 – 25.10.1833, похоронена в с. Ново-Аксакове Бугурусланского уезда Оренбургской губ.).

В Национальном архиве РБ в Метрической книге уфимской Успенской церкви сохранилась запись о том, что 19 февраля 1788 г. «венчаны Уфимского наместничества верхнего земского суда стряпчий прапорщик Тимофей Стефанов Аксаков с дочерью коллежского советника Николая Семёнова Зубова девицей Марьей Николаевой, оба они первым браком» (НА РБ. Ф. И-294. Оп. 1. Д. 15. Л. 91).

Софья Николаевна Багрова («Семейная хроника», «Дѣтскіе годы» и «Воспоминанія»). Дочь товарища Намѣстника Зубина, жена Алексѣя Степановича Багрова. «Уфимская красавица». Путешественникъ графъ Мантейфель въ честь ея сложилъ стихи, въ которыхъ называлъ С. Н. «и Венерой, и Минервой». «Ученые и путешественники, посѣщавшіе чудный Уфимскій край», «непремѣнно знакомились и оставляли письменные знаки удивленія ея красотѣ и уму». Аничковъ и Новиковъ до того плѣнились ея краснорѣчивыми письмами», что «присылали ей всѣ замѣчательныя сочиненія въ русской литературѣ, какія тогда появлялись» <…> (Подр. см.: Словарь, с. 54–59).

«Дело известное, что в старину (я разумею старину екатерининскую), а может быть, и теперь, сестры не любили или очень редко любили своих невесток, то есть жен своих братьев, отчего весьма красноречиво называются золовками; еще более не любили, когда женился единственный брат, потому что жена его делалась безраздельною, полною хозяйкою в доме. <…> Так было и в семействе Степана Михайловича. Женитьба брата, на ком бы то ни было, непременно досадила бы всем».

 Николай Фёдорович Зубин – Николай Семёнович Зубов (ок. 1741, по др. данным 1743 – 12.4.1792), отец М.Н. Зубовой (в замужестве Аксаковой).

Зубинъ, Николай Ѳедоровичъ («Семейная хроника»). Отецъ Софьи Николаевны. Товарищъ Намѣстника, коллежскій совѣтникъ. «Нѣкогда живой и добрый», онъ «изсохъ» «какъ скелетъ» и лежалъ недвижимъ на смертной постели», разбитый нервическимъ параличомъ», думая о смерти и цѣня только спокойствіе духа». «Человѣкъ умный и честный, но слишкомъ нѣжный и слабый. «Любилъ свою первую жену горячо, любилъ свою дочь страстно», но, «выплакавъ сердечное горе», скоро женился вторично, «не видѣлъ дочери по цѣлымъ мѣсяцамъ и когда встрѣчалъ, одѣтую чуть не въ рубище – отворачивался, вздыхалъ, плакалъ потихоньку и спѣшилъ удалиться». Послѣ смерти второй жены «раскаянье долго терзало больного старика, долго лились у него слезы и день и ночь и долго повторялъ онъ только одни слова: «Нѣтъ, Соничка, ты не можешь меня простить!» Не осталось ни одного знакомаго въ городѣ, предъ которымъ ты не исповѣдывалъ бы торжественно винъ своихъ передъ дочерью», но скоро подпалъ подъ вліяніе своего слуги (см. Николай Калмыкъ). Послѣ обиды нанесенной Калмыкомъ Софьѣ Николаевнѣ, когда дочь предоставила старику: «выбирать кого выгнать» ее, или слугу, «бесѣдовалъ долго со своимъ любимцемъ и наконецъ велѣлъ позвать къ себѣ дочь: «Соничка, сказалъ онъ съ возможною для него твердостью и спокойствіемъ, я не могу по моей болѣзни и слабости, разстаться съ Николаемъ: я имъ живу. Вотъ деньги, купите себѣ домъ....» Рѣшеніе дочери выйти замужъ за Алексѣя Степановича, Зубину не понравилось, «при всемъ пламенномъ желаніи пристроить Сонечку при своей жизни», но, убѣжденный рѣчами дочери, «прослезился и сказалъ: «другъ мой, умница моя Соничка, дѣлай что тебѣ угодно: я на все согласенъ; однако жениху «согласія не далъ» до полученія письма отъ его родителей, п. ч. того, «приличіе требуетъ» и, оставшись наединѣ съ дочерью, «бросилъ на нее умоляющій взглядъ, сжалъ руки на грудь и воскликнулъ: «Соничка, неужели ты пойдешь за него?» «Имѣлъ продолжительный разговоръ съ дочерью, давалъ справедливые совѣты и «дѣлалъ замѣчанія «почерпнутые прямо изъ жизни», но самъ увлекся «плѣнительными надеждами дочери и далъ полное согласіе». (Словарь, с. 27).

1–я жена: Вера Ивановна Зубова (урожд. Кандалинцева; ум. ок. 1776), их дети – Мария, Сергей, Александр;

Зубинъ, Сергій Николаевичъ («Дѣтскіе годы»). Дядя Багрова-внука. Отставной майоръ, офицеръ драгунскаго полка; молодой, красивый; воспитывался «въ Москвѣ, въ университетскомъ благородномъ пансіонѣ». Любилъ книжки и умѣлъ наизусть читать стихи; «хорошо рисовалъ». «Былъ отличный каллиграфъ». Училъ Багрова-внука «чистописанію, заставлялъ выписывать «палочки», утверждая, что племянникъ никогда не будетъ имѣть хорошаго почерка, если не станетъ правильно учиться чистописанію, что напередъ надобно пройти всю каллиграфическую школу, а потомъ приняться за прописи». Страстный ружейный охотникъ и горячій стрѣлокъ. Вмѣстѣ съ Волковымъ шутилъ, «неразумныя шутки» надъ племянникомъ. (Словарь, с. 27–28).

Зубинъ, Александръ Николаевичъ («Дѣтскіе годы»). Дядя Багрова- внука; отставной капитанъ съ чиномъ майора. Молодой, красивый. Воспитывался «въ Москвѣ въ университетскомъ благородномъ пансіонѣ». Любилъ читать книжки и умѣлъ наизусть читать стихи. Постоянно «шутилъ и смѣялся съ утра до вечера и всѣхъ другихъ заставлялъ хохотать». Всѣ называли 3. вѣтренникомъ. (Словарь, с. 27).

2–я жена Александра Петровна Зубова (урожд. Рычкова; 1756–1783), их дети – Надежда, Екатерина, Николай.

 1788, 26 мая – коллежский советник Н.С. Зубов продал землю по реке Дёме, купленную им в 1785 году. Можно предположить, что на эти деньги затем была приобретена усадьба Веселовских в Голубиной слободке.

 1789

«…по ходатайству умиравшего старика Зубина, незадолго до его смерти, Алексея Степаныча определили прокурором Нижнего земского суда».

В 1789–1796 гг. Т.С. Аксаков – прапорщик, с 1794 г. титулярный советник, прокурор 2–го Департамента Уфимского Верхнего земского суда Уфимского наместничества.

В 1789 г. М.М. Куроедов ремонтировал Никольскую церковь и дополнительно, из–за её незначительных размеров, построил большую каменную холодную церковь во имя Пресвятой Троицы.

1790

До 1790 г. коллежский советник Н.С. Зубов владел в Уфе «домом с садом в приходе церкви Успения пресвятой Богородицы на улице Будановой», который продал купцу Дмитрию Ларионову (НА РБ. Ф. 478. Оп. 1. Д. 201. Л. 44). Улица Будановская (ныне Егора Сазонова) располагается параллельно Большой Усольской (Сочинской) ближе к Сергиевскому кладбищу.

1790, янв. – июнь – В Голубиной слободке, предположительно в январе или феврале 1790 г., у Багровых-Аксаковых родилась дочь Прасковья (Гудковы уверенно предполагают, что на самом деле назвали её Надеждой), которая скончалась на четвёртом месяце – к началу июня её уже не было на свете.

Парашенька («Семейная хроника»). Первая дочь Софьи Николаевны и Алексѣя Степановича Багровыхъ. На четвертомъ мѣсяцѣ не вынесла самаго легкаго дѣтскаго припадка, младенской или родимца». «Личико ея искривилось» и, когда мать «торопливо взяла на руки свою дочь», «она была уже мертвая» (Словарь, с. 44).

По рекомендации уфимских врачей лето семья Т.С. Аксакова провела в имении татарского помещика Юсупа Абдреевича (Осипа Андреевича) Алкина (1763 – между 1811 и 1816) под Уфой, где М.Н. Аксакова лечилась кумысом.

Деревня Сергеевка (Старые Киешки) возникла в 1790 г., когда башкиры деревни Мусино продали уфимскому помещику, титулярному советнику Т.С. Аксакову 6.626 десятин земли. Отец Аксакова искренне хотел надолго обосноваться здесь, построить усадьбу. Дом, в который приезжала на лето семья, уже начали возводить, но достроен он не был. Вскоре отец понял свою ошибку и признался Серёже, что «поторопились с покупкой земли», так как возникли споры между ним и тептярями с мещеряками о правах на неё. Усадьбы здесь Аксаковы не построили, но землёй владели и крестьян крепостных сюда перевезли, что зафиксировано ревизскими сказками 1795 г. По наследству эта деревня досталась брату писателя Н.Т. Аксакову, ему же пришлось вести судебные тяжбы вплоть до 1868 г.

«Деревня Сергеевка, титулярного советника Тимофея Степановича Аксакова, дворов 10, душ мужского пола 28, женского пола 25, пахотной земли 3 467 десятин, всей земли 6 625 десятин» (РГАДА. Ф. 1355. Д. 1884. Л. 106 об.)

1790, 8 нояб. – С.М. выдал младшей дочери Евгении запись на землю в Симбирском наместничестве и на крепостных крестьян, отданных в приданое (РГИА. Ф. 1343. Оп. 16. Д. 751. Л. 157). По купчей крепости, совершенной 01.06.1818 г. в Симбирской палате гражданского суда, Евгения Степановна продала родному брату Т.С. Аксакову 27 четвертей земли, данные ей в приданное, по записи от 08.11.1790 г.

 1791

1791 – С.М. полковой квартирмейстер (РГИА. Ф. 1343. Оп. 16. Д. 751. Л. 155).

1791 – С.М. владел 149 душами крепостных крестьян мужского пола и 207 душами крепостных крестьян женского пола в селе Троицком, Аксаково тож, Тагаевской округи Симбирского наместничества, и полученными в приданое 25 душами крепостных крестьян мужского пола и 27 душами крепостных крестьян женского пола в деревне Аксаково Бугурусланской округи Уфимского наместничества (РГИА. Ф. 1343. Оп. 16. Д. 751. Л. 155–156).

1791, 27 мая – умер секунд-майор Иван Васильевич Неклюдов (ок. 1724 – 27.05.1791), секунд-майор, брат И.В. Аксаковой (урожд. Неклюдовой).

 1791, 20 сент. – родился внук С.М. – Серёжа – Сергей Тимофеевич Аксаков (20.9.1791, Уфа – 30.4.1859, Москва; похоронен в Симоновом монастыре).

Когда Степан Михайлович получил сообщение о второй беременности невестки, «на первой же почте соб­ственноручно написал к своему сыну и невестке, чтоб они отслужили молебен Сергию, Радонежскому чудотворцу, и дали обет, если родится у них сын, назвать его Сергием; в объяснение же таковой своей воли прибавил: «Потому что в роде Багровых Сергея еще не бывало». «Приказание исполнили в точности». Возможно, что этот молебен был отслужен в Сергиевском храме.

«…двадцать второго сентября, когда он почивал после обеда, приехал нарочный с письмами и доброю вестью. Просыпаясь от крепкого сна, едва старик потянулся и крякнул, как ворвался Мазан и, запинаясь от радости, пробормотал: «Проздравляю, батюшка Степан Михайлыч, с внучком!» – Первым движением Степана Михайлыча было перекреститься. Потом он проворно вскочил с постели, босиком подошел к шкафу, торопливо вытащил известную нам родословную, взял из чернилицы перо, провел черту от кружка с именем «Алексей», сделал кружок на конце своей черты и в середине его написал: «Сергей».

Крёстный отец новорождённого – Дмитрий Борисович Мертваго (1760–1824), видный сановник, автор известных «Записок» (М., 1867). «С тех пор, как я начал себя помнить, я помню, что Дмитрий Борисович, мой крёстный отец, бывал у нас в доме очень часто, во всё время пребывания моего семейства в Уфе». В 1857 г. С.Т. Аксаков написал о нем «Воспоминание».

Крёстная мать новорождённого – сестра Т.С. Аксакова – Аксинья Степановна Нагаткина (1754–1838 в возрасте 84 лет), любимая тётушка Серёжи. Аксинья Нагаткина жила «в престарелых летах своих с лишком восемь лет в столичном городе Санкт-Петербурге, перенося все возможные беспокойства и огорчения … с убытком сопряжённые». А управляли её имениями по доверенности сыновья от второго брака Василий и Николай (Титова, с. 151).

В Метрической книге Успенской церкви за 1791 год нет записи о крещении Сергея Тимофеевича Аксакова. И это служит ещё одним под­тверждением того, что родился он в доме в Голубиной слободке, относившегося к приходу другого уфимского храма. В какой церкви его кре­стили, по сей день остается неизвестным.

Сергѣй Алексѣевичъ Багровъ («Дѣтскіе годы», «Воспоминанія» и «Собираніе бабочекъ»). Сынъ Алексѣя Степановича, внукъ Степана Михайловича Багровыхъ. Ребенкомъ былъ «очень боленъ» и «каждую минуту опасались» за его жизнь. Часто лежалъ въ забытьи, и въ какомъ-то среднемъ состояніи между сномъ и обморокомъ; пульсъ переставалъ биться, дыханіе было такъ слабо, что прикладывали зеркало къ губамъ». «Болѣзненный мучительный голодъ» смѣнялся иногда совершеннымъ отвращеніемъ отъ пищи», такъ какъ «пищеварительные органы были доведены «до совершеннаго ослабленія». «Доктора и всѣ окружающіе осудили» его «на смерть». «Чувство жалости ко всему страдающему» развилось у мальчика до болѣзненнаго излишества: «онъ не могъ видѣть, или слышать» слезъ и крика «и сейчасъ «самъ начиналъ плакать» <…> (Подр. см.: Словарь, с. 51–54).

 1791, 11 дек. – Представители уфимско-самарской ветви Аксаковых первыми из рода просили о внесении в дворянскую книгу. В 1791 г. полковой квартирмейстер С.М. Аксаков был записан «вместе с родом» в шестую часть книги по Уфимской губернии, что означало признание в древнем дворянстве (РГИА. Ф. 1343. Оп. 16. Д. 751. Л. 156 об.; ГАСО. Ф. 430. Оп. 1. Д. 815. Л. 18–18 об.). Определением Уфимского дворянского депутатского собрания от 11 декабря 1791 г. «вместе с родом его» и детьми – Тимофеем, Анной, Аксиньей, Александрой, Елизаветой, Евгенией внесен в VI часть дворянской родословной книги Оренбургской губернии. (Определение это утверждено указом Правительствующего Сената по Департаменту Герольдии № 6352 от 22 сент. 1849 г.).

 [В 1832 г. С.Т. Аксаков, озабоченный устройством в Московский университет старшего сына, обратился за справкой о дворянстве в департамент Герольдии, и бесстрастный чиновник <…> представил следующий документ: «А по справке оказалось: в прошлом 1791 году просителя сего дед, полковой квартирмейстер Степан Михайлов Аксаков при поданном в сие собрание прошении на древнее и благородное происхождение представил на пожалованные от Великих Государей, Царей и Великих Князей предкам его поместья и вотчины послужные грамоты, в коих значит: прапрадед его Еремей, прозвище Любим, в 7147–м (1639) и 7171–м (1663) сын его Алексей в 7181–м (1673), внук его, Алексеев, Петр в 7201–м (1693) годах, а от Петра было четыре сына: Михайла, Афанасий, Иван и Григорий, коим на поместья отца их в 1713 году владская выпись дана; от Афанасья и Григория детей не показано, а от Михайлы сын Степан, который Еремею доводится праправнук…» (РГAJIИ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 76. Л. 3–3 об.)].

 «…древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки, и хотя у него было сто восемьдесят душ крестьян, но, производя свой род, бог знает по каким документам, от какого-то варяжского князя, он ставил свое семисотлетнее дворянство выше всякого богатства и чинов». Далее см.:

1686 г. мая 22. – Родословная роспись Аксаковых, представленная Григорием Васильевым сыном Аксакова.

(Л. 575) Род Воронцовых, Вельяминовых и Аксаковых. К великому князю Ярославу Володимеровичу приехал служить в Киев из варяжские земли муж честен именем Шимон Африканович в лето 6535-е <т. е. 1027-е>. А во крещении имя ему Симон. А у Симона сын Юрий. И князь великий Ярослав отпустил сына своего Всеволода на Володимер, а дал ему Юрья Симоновича. А у Юрья сын Иван. А у Ивана сын Федор. А у Федора сын Протасей. И в Петрове житье чудотворца написан. А про выезд Шимонов напечатано в Печерском петерику. А у Протасья Федоровича сын Василей Протасьевич. А у Василья Протасьевича было четыре сына: первой сын Василей Васильевич – а был тысяцкой, второй сын Федор Воронец – от него пошли Воронцовы, третей сын Тимофей – окольничей. А у Тимофея один сын Семен – бездетен. А четвертой сын у Василья Протасьевича Юрья Грунка – а от него пошли Вельяминовы и Аксаковы.

А у Юрья Васильевича у Грунки сын Андрей. А у Андрея сын Вельямин. А у Вельямина Андреевича: два сына Федор да Алексей. А от Алексея Вельяминовича пошли Вельяминовы.

А у Федора Вельяминовича дети: Василей да Иван Оксак. А у Ивана Аксака дети: Иван – бездетен, да Александр, да Дмитрей, да Василей. А у Александра Аксакова дети: Иван да Семен. Семен – бездетен. А Дмитриевы дети Аксакова: Степан да Федор – на поместьях были в Великом Новегороде. А у Федора сын Михайло.

А у Ивана Александрова сына Аксакова четыре сына: Леонтей, Данило, Юрья, Афонасей. А у Юрья дети: Данило да Михайло. А у Данила сын Иван. А у Ивана сын Еремей – а прозвище Любим. А Еремеевы дети: Алексей да Никифор, да Матвей. А Никифор да Матвей были бездетны. А у Алексея дети: Матвей да Дмитрей, да Петр. А Дмитрей был бездетен.

А Михайловы дети Юрьева сына: Никифор – прозвище Бауш, а другой сын Данило.

А у Никифора Бауша дети: Александр да Борис. Борис – бездетен. А Александровы дети: Иван Большой да Иван Меншой. А у Ивана Болшова дети: Петр да Афанасей. А Меньшой Иван – бездетен. А у Данила Михайлова сына дети: Василей да Петр. Петр – бездетен. А у Василья два сына: Григорей да Иван. А Григорьевы дети: Сава да Гаврило, да Федор. А у Ивана сын Андрей. А у Савы сын Прокофей.

А родственник наш Сергей Федоров сын Аксаков з ближними своими родственники принес поколенную родовую роспись, а нас с собою в росписи вместе не писал по ссоре с нами и не любя нас. А написал он, Сергей, в тое поколенную родовую роспись прапрадеда нашего Юрья Ивановича Аксакова, чтоб великие государи пожаловали, указали сию нашу поколенную родовую роспись принять к ево, Сергееве, и родственников ево ближних, к их поколенной родовой росписе. А буде он, Сергей, з ближними своими родственники учнет спорить, (Л. 575 об.) сю нашу поколенную родовую роспись и отчитать нас, им пренесем на свидетельство прапрадеда своего и дедов своих и для оправдания своего бывших великих государей грамоты давных лет.

На обороте и во окончании подлинной родословной росписи в рукоприкладстве пишут тако:

К сей поколенной росписи Григорей Аксаков и вместо брата своего Ивана Аксакова руку приложил.

К сей родовой поколенной росписи Матвей Алексеев сын Аксаков и вместо брата своего Петра Аксакова руку приложил.

На той же росписи помета такова: 194-го маия в 22 день.

РГАДА. Ф. 286. Оп. 2. Кн. 75. Л. 575–575 об. Копия 1801 г.

(Родословные росписи, поданные в Палату родословных дел в конце XVII в.: дополнение (А-К) / Публикация Л.Е. Шабаева // Российская генеалогия. 2021. № 10. С. 123–124. Также см.: 1686 г. января 14. – Родословная роспись Аксаковых, представленная Сергеем Федоровым сыном Аксаковым // Там же. С. 120–122).

1792

1792, 12 апр. – умер коллежский советник Николай Семёнович Зубов в возрасте 51 года (НА РБ. Ф. 294. Оп. 1. Д. 15). Из «Семейной хроники» мы узнаём, что «всё состояние старика заключалось в двух подгородных деревушках: Зубовке и Касимовке, всего сорок душ с небольшим количеством земли <…>».

1792, май – июнь – впервые С.Т. Аксаков был привезен в Ново-Аксаково: «<…> в первый мой приезд в Багрово мне было восемь месяцев <…>».

1792 – в это время в деревне Ново-Аксаково проживали «господин кватермейстер Степан Михайлов сын Аксаков – 68 лет, жена его Ирина Васильева – 65 лет, у него дочь Евгения – 27 лет, внучка Александра – 17–ти лет» (ГАОО. Ф. 173. Оп. 11. Д. 166). Внучка – это дочь рано умерших Анны Степановны и Ивана Тимофеевича Веригиных – Александра Ивановна Веригина (ок. 1775 – до 1849). Кстати, согласно этого документа, дочь Евгения родилась в 1765 г.

1792, 23 дек. – прапорщик Т.С. Аксаков за 550 рублей купил земли у башкир-вотчинников («дали купчую» «в потомственное владение») Ногайской дороги Минской волости по речке Месейле в Стерлитамакской округе. Позднее, лет через десять (деревенское предание гласит: в 1802 г.), он здесь основал имение в деревне Пёстровке (с 1992 г. – Большое Аксаково) и выселке Подлесном (в полутора километрах от Пёстровки). Земельная собственность его составляла 6.674 десятины, из того числа лесу 2.100 десятины, пашни – 2.353 (РГАДА. Ф. 1355. Д. 1881. Л. 59–61).

1792 – скончался Михаил Максимович Куроедов (после 1717–1792).

1792 – В Духовной росписи д. Коптяжевой 1792 года владелицей деревни Коптяжево указана вдова майорша Оксинья Степанова, дочь Нагаткина. Самой майорши в росписи нет, но записаны 13 семей крестьян: 29 мужчин и 45 женщин – всего 74 души (Титова, с. 148).

 1793

1793, 19 мая – родилась внучка С.М. – Надеженька – Надежда Тимофеевна Аксакова (с 1813 г. Мосолова, с 1816 г. Карташевская; 19.5.1793, Уфа – 5.8.1887, Кобрино, близ г. Гатчина Царскосельского уезда СПб. губернии).

В 1793 г. в метрическую книгу Успенской церкви была внесена запись о том, что 19 мая родилась, а 29 мая крещена «У капитана Тимофея Стефанова Аксакова дочь Надежда». Восприемниками стали: гвардии сержант Александр Николаев Зубов и полковница вдова Прасковья Михайлова Тарбеева (НА РБ. Ф. И-294. Оп. 1. Д. 15. Л. 44 об.). Можно предположить, что к этому времени Аксаковы переехали из Голубиной слободки обратно в дом Зубовых.

 «Мы жили тогда в губернском городе Уфе и занимали огромный зубинский деревянный дом, купленный моим отцом, как я после узнал, с аукциона за триста рублей ассигнациями. Дом был обит тесом, но не выкрашен; он потемнел от дождей, и вся эта громада имела очень печальный вид. Дом стоял на косогоре, так что окна в сад были очень низки от земли, а окна из столовой на улицу, на противоположной стороне дома, возвышались аршина три над землей; парадное крыльцо имело более двадцати пяти ступенек, и с него была видна река Белая почти во всю свою ширину».

Дом построен во второй половине ХVIII века из уральской лиственницы. До настоящего времени сохранилось анфиладное построение комнат. Размер дома: длина по улице Зайнуллы Расулева – 44 метра, а по улице Салавата – 22 метра.

1794

1794 – Т.С. Аксаков с 1794 г. титулярный советник, прокурор 2–го Департамента Уфимского Верхнего земского суда Уфимского наместничества.

1795

В 1795 г. у Аксаково (Троицкое, Старое Аксаково) были три владельца: Т.С. Аксаков (28 дворов и 198 крестьян), Екатерина Никаноровна Воейкова, переводчик Коллегии иностранных дел Николай Ильич Татаринов; а подпоручик Иван Петрович Сущов имел здесь землю без крестьян. – К 1795 г. здесь было 94 двора. После смерти Тимофея Степановича имение перешло по наследству младшему сыну Аркадию Тимофеевичу (91 крестьянский двор с 708 душами крепостных), а затем – внуку Николаю Аркадьевичу.

1795 – Население Ново-Аксакова увеличилось до 100 человек, количество дворов – до 19.

1795 – По V ревизии (1795 г.) в Бугурусланском уезде в деревне Коптяжевке (Кутулук тож) майорше Аксинье Нагаткиной принадлежало 50 душ крепостных обоего пола, а в деревне Нагаткиной – 43 души. Малолетние дети майора Бориса Нагаткина Николай и Василий в последней деревне были владельцами 381 души крепостных крестьян (НА РБ. Ф. И-138. Оп. 2. Д. 80. Л. 134, 135; Свице, с. 68).

1795 – По данным V ревизии (1795 г.) в Бугурусланском уезде в селе Троицком (Куроедове тож) находилось имение поручика Ивана Куроедова (602 души крепостных обоего пола), его жене Вере по отцу Нагаткиной в этом же селе принадлежало 89 душ крестьян. Первоначально церковь в селе была деревянной, в 1806 г. И.П. Куроедов построил каменную. Ныне села Куроедова нет, остался один разрушающийся Троицкий храм. Около него находятся склепы с захоронениями помещиков (НА РБ. Ф. И-138. Оп. 2. Д. 80. Л. 123; Свице, с. 68, 69).

1795 – Супруги И.П. и А.С. Кротковы в Бугульминском уезде, по всей видимости, владели деревней Александровкой, которая ныне находится в Бавлинском районе Республики Татарстан. В сохранившейся в НА РБ Окладной книге V ревизии (1795 г.) по Бугульминскому уезду здесь значится деревня Александровка, в которой подпоручику Ивану Кроткову принадлежало 33 души крепостных, его супруге Александре Степановне – 58. По ревизии 1816 г. в этой же деревне они являлись владельцами соответственно 82 и 97 душ. (Свице, с. 70-71).

1795 – По сведениям из Окладной книги V ревизии (1795 г.) по Бугурусланскому уезду надворному советнику Лариону Калминскому в селе Богородском (Неклюдове тож) принадлежало 20 душ крепостных крестьян обоего пола, его жене Катерине Калминской – 239 душ, дочери их девице Надежде один крепостной. В этом же селе прапорщица Фиона Луневская была владелицей 242 душ. В 1805 г. в деревню Новую Саврушу из Бугульминского уезда ее детям было перечислено: дворянину Александру Луневскому – 85 душ; поручице Елизавете Токтаровой? (фамилия неразборчива) – 14 душ (Свице, с. 73–74).

1795 – Описанию села Надёжина (Парашина) С.Т. Аксаков посвятил одну из глав повести «Детские годы Багрова-внука». Впервые Серёжа Аксаков посетил село в 1795 г. по дороге в имение деда. В каменной Димитровской церкви уже совершались службы.

1795 – «<…> дедушка как будто не слушал их, а сам так пристально и добродушно смотрел на меня, что робость моя стала проходить. “Знаете ли, на кого похож Серёжа? – громко и весело сказал он. – Он весь в дядю, Григорья Петровича”».

[Григорий Петрович Аксаков – двоюродный прадедушка писателя, в 1725 г. капрал Астраханского драгунского полка, премьер-майор (РГАДА. Ф. 350. Оп. 2. Д. 3131. Л. 456). 14.09.1713 г. вместе с братьями Афанасием, Иваном и Михаилом (прадедом С.Т. Аксакова) наследовал 476 четвертей земли, «а в дву по тому ж», из имения отца «за валом» в селе Троицком, Аксаково тож Симбирского уезда. В апреле 1725 г. имение по–прежнему принадлежало ему.]

1796

«В один прекрасный осенний день, это было воскресенье или какой–нибудь праздник, мы возвращались от обедни из приходской церкви Успения божией матери и лишь только успели взойти на высокое наше крыльцо, как вдруг в народе, возвращающемся от обедни, послышалось какое–то движение и говор. По улице во весь дух проскакал губернаторский ординарец-казак и остановился у церкви; всем встречающимся по дороге верховой кричал: «Ступайте назад в церковь, присягать новому императору!»

Екатерина II скончалась 6 ноября 1796 года. Весть об этом дошла до Уфы только через две недели – 21 ноября, и М.С. Ребелинский оставил об этом такую запись: «День был пасмурный и тёплый, в который пополудни в 3–м часу получен манифест о кончине вечной славы достойной Императрицы Екатерины II-й и о восшествии на престол Императора Павла I-го, коему мы в сей же день присягали». 21 ноября по юлианскому календарю (по старому стилю) отмечается праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы.

 Ключница Палагея <или Пелагея> была дочерью крепостного помещика Алакаева, который во времена Пугачёвского бунта бежал от хозяев вместе с дочерью в Астрахань. Там Палагея прожила двадцать лет, вышла замуж, потом овдовела, служила в купеческих домах (в том числе и у купцов-персов) и в 1796 году вернулась на родину, к наследнику Алакаевых С.М. Аксакову.

Пелагея («Воспоминанія»). Ключница. «Здоровая, свѣжая, дородная», «проворная баба», «на все мастерица»; «въ своемъ родѣ замѣчательная женщина: очень въ молодыхъ годахъ бѣжала отъ господъ своихъ въ Астрахань, тамъ «вышла замужъ, овдовѣла, жила въ наймахъ по купеческимъ домамъ», «соскучилась» по родинѣ и провѣдавъ, «что досталась другимъ господамъ», строгимъ, но справедливымъ и добрымъ, «явилась изъ бѣговъ». «Великая мастерица сказывать сказки, при этомъ говоритъ «немного на распѣвъ»: «Въ нѣкіимъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ»... Имѣла привычку вздыхать, «всякій разъ приговаривая: «Господи, помилуй насъ грѣшныхъ». Вставала съ восходомъ солнца и принималась «мыть, полоскать, чистить горшки и посуду». (Словарь, с. 45).

«По совету тетушки, для нашего усыпления позвали один раз ключницу Палагею, которая была великая мастерица сказывать сказки и которую даже покойный дедушка любил слушать. Мать и прежде знала об этом, но она не любила ни сказок, ни сказочниц и теперь неохотно согласилась. Пришла Палагея, не молодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась Богу, подошла к ручке, вздохнула несколько раз, по своей привычке всякий раз приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», села у печки, подгорюнилась одною рукой и начала говорить, немного нараспев: «В некиим царстве, в некиим государстве...» Это вышла сказка под названием ”Аленький цветочек”».

1797

1797, 26 февр. – С.М. Аксакову выдана из Вотчинного департамента копия с отказных книг 1707 г. на имение деда его Петра Алексеевича Аксакова в Симбирском и Арзамасском уездах, доставшееся тому после брата Матвея.

1797, 4 июня – родился внук С.М. Аксакова – Николенька – Николай Тимофеевич Аксаков (4.6.1797, Уфа – 13.3.1882, СПб.).

По Духовной росписи Богоявленской церкви на 1797 год (холодный Успенский храм к этому времени был уже разобран, а приходским остался теплый Богоявленский) семья Т.С. Аксакова ещё жила в доме дедушки Зубова. С 1798 по 1801 гг. в нем (вероятно, как сторож) проживал дворовой с женой. В 1802 г. (и только один год) в Богоявленском приходе жили братья Марии Николаевны, в 1803-м их уже не внесли в число прихожан, и, надо полагать, в 1803 г. дом дедушки Зубова был продан.

Вот ещё один важный текст С.Т. Аксакова, не вошедший в «Детские годы…»: «Для особенно любопытных читателей и читательниц я скажу, что Степан Михайлович прожил ещё пять или шесть лет после рождения внука, что он имел удовольствие его видеть и даже благословить за день до своей кончины… Месяцев за семь перед смертью, а именно в июне 1796 года <на самом деле в июне 1797 г.>, он был утешен рожденьем второго внука, Николая, что обеспечивало продолжение рода Багровых; имя внука Николая он также собственноручно вписал в свою дворянскую родословную. Степан Михайлович скончался в январе или феврале 1797 года <точнее, 1798 г.>. Арина Васильевна пережила его несколькими годами; она постоянно грустила о своём супруге, грустила, что ей уж некого бояться» (РГБ. Ф. Аксакова, I/5, Л. 58 об. – 59).

Ок. 1797 – родилась правнучка С.М. Аксакова – Латынина (Куроедова) Наталия Ивановна (ок. 1797–1839, 42 года). Место жительства: Оренбургская губерния, Бугурусланский уезд, с. Куроедово (Нисходящая роспись потомков Бориса Ананьевича Нагаткина: Поколение 3, 5-2).

 1798

1798, янв. или февр. – скончался С.М. Аксаков (1723/24 – 1798). По мнению З.И. Гудковой, вероятный год его смерти 1798–й. С.М. Аксаков похоронен в селе Неклюдово, основанном в 1773 г. В.И. Неклюдовым. Ныне село Неклюдово находится в Камышлинском районе Самарской области.

В «Детских годах…» маленький Серёжа вспоминает подробности последних дней жизни деда и его кончину. «Нового я узнал, что завтра дедушку повезут хоронить в село Неклюдово, чего он именно не желал, потому что не любил всего неклюдовского. Почему было поступлено против его воли – я до сих пор не знаю, но помню, что говорили о каких–то важных причинах».

Возможно, этой причиной было наличие в Неклюдово церкви, построенной в 1773 г. Надгробие над могилой С.М. Аксакова было разрушено, и местонахождение могилы утеряно. В 2011 г. построена и начала действовать церковь, проведены работы по благоустройству парка. На месте предполагаемого захоронения – рядом с несохранившейся церковью – установлен крест с именной табличкой: «Родовое кладбище помещиков Неклюдовых. Здесь похоронен Степан Михайлович Аксаков – дедушка великого русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова».

Имение С.М. Аксакова перешло к его жене И.В. Аксаковой и их единственному сыну Т.С. Аксакову. В это время во владении Аксаковых было 19 дворов с количеством душ по пятой ревизии мужского пола – 47, женского – 53. Под усадьбой находилось 14 десятин 1.056 сажен земли, а всего 603 десятины 2 016 сажен (РГАДА. Ф. 1355. Оп. 1. Д. 1876. Л. 7).

 1799

1799, 18 марта – родилась внучка С.М. – Аннушка – Анна Тимофеевна Аксакова (в замужестве Воейкова; 18.03.1799 – 09.04.1850). Возможно, она родилась еще в Уфе.

Видимо, в 1799 г. Т.С. Аксаков вышел в отставку титулярным советником (чин IX класса) и переехал с семьей из Уфы на постоянное жительство в село Аксаково Бугурусланского уезда.

1799, 12 мая – по Указу Его Императорского Величества было разрешено помещику титулярному советнику Т.С. Аксакову «В его деревне Аксаковой построить вновь каменную церковь во имя Знамения Пресвятой Богородицы» (ЦГАСО. Ф. 172. Оп. 2. Д. 68. Л. 1).

1799, 1 окт. – скончалась Ирина Васильевна Аксакова (урожд. Неклюдова; 1725 – 01.10.1799), жена С.М. Аксакова. Могила в селе Мордовский Бугуруслан утрачена. По тексту повести С.Т. Аксакова можно предположить, что она похоронена около церкви. «Она прожила для женщины долгий век (ей было семьдесят четыре года); она после смерти Степана Михайлыча ни в чём не находила утешения и сама желала скорее умереть».

1799, 7 дек. – утверждён герб Аксаковых в составе IV части «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи» под № 19 (подл.: РГИА. Ф. 1411. Оп. 1. Д. 94; СПб., [1800]; 2–е изд.: М., [2006]). Родовой герб широко употреблялся Аксаковыми в быту (преимущественно на печатях и перстнях), а также при подтверждении дворянского статуса в дворянских собраниях.

В селе Надёжино с 1799 г. функционирует церковь Димитрия Солунского, являющаяся памятником истории и архитектуры. Кирпичная церковь построена на средства дворян Куроедовых в стиле классицизма.

Чуфарово. Церковь Троицы Живоначальной. Год постройки: между 1799 и 1802 годами.

1800

В 1800 г. Т.С. Аксаков писал вновь прошение: “Я желаю в деревне моей Аксаковой построить каменную церковь во имя Знамения Божией Матери, и для чего материал приготовлен, дикой камень натесан, кирпичи изготовляются, известка сожжена, на фундамент камень изготовлен, рабочие для кладки церкви подряжены и план из Петербургской Академии мною получен… а по выстроении содержать собственным коштом¹ в благолепии церковную утварь, я обязуюсь под кладбище оной, под усадьбу и на содержание будущих при ней священнослужителя и церковнослужителей пахотную и сенокосную положенную по межевой инструкции пропорцию 33 десятины законным порядком отведу…”.

¹ Кошт (устар.) – расходы на содержание.

Повторный Указ о строительстве церкви во имя Знамения Божией Матери “на прочном и приличном месте” был издан Святейшим Синодом только 8 ноября 1809 г. К 1814 г. церковь уже практически была построена “длиною в 14, а поперечины невступно 8 сажен”².

² Длиной 30 метров и шириной почти 17 метров. 1 сажень = 2,134 метра.

Церковь располагалась напротив барского дома на площади. Этот однокупольный каменный храм с трехъярусной колокольней украшал село и его окрестности. В 1822 г. церковь была освящена, и село получило наименование – Знаменское (Золотое кольцо, с. 100).

 «…3 января, в прекрасной повозке со стеклами, которую дала нам Прасковья Ивановна, мы уже скакали в Казань. <…>

А впереди ожидало меня начало важнейшего события в моей жизни…

Здесь прекращается повествование Багрова-внука о своем детстве. Он утверждает, что дальнейшие рассказы относятся уже не к детству его, а к отрочеству».

***

 «Прощайте, мои светлые и темные образы, мои добрые и недобрые люди, или, лучше сказать, образы, в которых есть и светлые и темные стороны, люди, в которых есть и доброе и худое! Вы не великие герои, не громкие личности; в тишине и безвестности прошли вы свое земное поприще и давно, очень давно его оставили: но вы были люди, и ваша внешняя и внутренняя жизнь так же исполнена поэзии, так же любопытна и поучительна для нас, как мы и наша жизнь в свою очередь будем любопытны и поучительны для потомков. Вы были такие же действующие лица великого всемирного зрелища, с незапамятных времен представляемого человечеством, так же добросовестно разыгрывали свои роли, как и все люди, и так же стоите воспоминания. Могучею силою письма и печати познакомлено теперь с вами ваше потомство. Оно встретило вас с сочувствием и признало в вас братьев, когда и как бы вы ни жили, в каком бы платье ни ходили. Да не оскорбится же никогда память ваша никаким пристрастным судом, никаким легкомысленным словом!»

 ПРИЛОЖЕНИЕ

О Степане Михайловиче Багрове (Аксакове)

 Н.А. Добролюбовъ

Деревенская жизнь помещика в старые годы

 «Степанъ Михайловичъ вовсе не былъ дурнымъ исключеніемъ изъ своихъ собратій; напротивъ, если онъ и отличался отъ другихъ, подобныхъ ему помѣщиковъ, то именно отличался своими хорошими качествами. Онъ обладалъ твердой волей, неизмѣнною правдивостью, практическою сообразительностью; онъ требовалъ только должнаго (по крайней мѣрѣ, согласно его понятіямъ); онъ благодѣтельствовалъ крестьянамъ въ голодные годы, разсуждая, что благосостояніе крестьянъ есть вмѣстѣ и его собственное благосостояніе. Все это – такія качества, которыя не у всѣхъ помѣщиковъ можно было найти въ то время. Своими добродѣтелями Степанъ Михайловичъ заслужилъ общее уваженіе и даже любовь, что опять не всякому помѣщику удается. Но при всемъ этомъ, посмотрите, что сдѣлало изъ этой твердой и благородной натуры то положеніе, въ какомъ онъ находился. Его понятія о чести, добрѣ и правдѣ перепутаны, его стремленія мелки, кругъ зрѣнія узокъ, страсти никогда не сдерживаются разсудкомъ, внутренняя сила, не находя себѣ правильнаго, естественнаго исхода, разражается только домашнею грозою. Мы не говоримъ уже объ этихъ дикихъ вспышкахъ, когда Степанъ Михайловичъ стаскивалъ волосникъ съ своей старухи-жены и таскалъ ее за косы, – если только она осмѣливалась попросить за свою дочь, на которую старикъ разсердился; въ этихъ вспышкахъ ясно выражается произволъ, къ которому всегда приводило человѣка полное, безотвѣтное обладаніе людьми, безгласными противъ его воли. Можно конечно объяснить припадки гнѣва въ старикѣ Багровѣ тѣмъ, что таковъ ужъ его характеръ былъ, что онъ не могъ сдержать себя. Но отчего же, спросимъ мы – съ распространеніемъ образованія перевелся въ дворянствѣ и обычай бить своихъ женъ? Развѣ теперь уже вспыльчивыхъ характеровъ нѣтъ? И неужели русскій человѣкъ имѣетъ болѣе пылкія страсти, нежели всѣ образованные народы?»

«Характеры, подобные старому Багрову и Куролесову, неизбѣжны при тѣхъ бытовыхъ отношеніяхъ, при той нравственной обстановкѣ, въ какой находились эти люди. По общему психологическому закону, при недостаточномъ развитіи однѣхъ способностей души, сила развитія обращается на другія, которыя встрѣчаютъ менѣе препятствій, а слѣдствіемъ неравномѣрности вліяній бываетъ всегда одностороннее развитіе. Какія же вліянія могли благопріятствовать развитію нравственныхъ началъ и здравыхъ понятій въ людяхъ, находившихся въ положеніи Багрова и Куролесова? Оба они служили въ полку. Степанъ Михайловичъ даже русскую грамоту зналъ плохо и любилъ хвалиться тѣмъ, что умѣлъ считать на счетахъ; Куролесовъ же, хотя умѣлъ писать бойко и зналъ кое-что, но никакого солиднаго образованія тоже не получилъ. Да и на что жъ имъ было образованіе, когда они съ малолѣтства чуяли возможность простымъ и даровымъ способомъ удовлетворять всѣмъ потребностямъ жизни? На что имъ были какія-то нравственныя начала, когда они видѣли впереди сферу, въ которой они будутъ полными, безсудными господами, а ихъ воля будетъ закономъ для окружающихъ? Произволъ, господствовавшій встарь, въ отношеніяхъ помѣщиковъ къ крестьянамъ и особенно дворовымъ, существовалъ совершенно независимо отъ того, вспыльчивъ былъ баринъ, или нѣтъ. Произволъ этотъ былъ общимъ, неизбѣжнымъ слѣдствіемъ тогдашняго положенія землевладѣльцевъ. Еще болѣе же онъ увеличивался ихъ необразованностью, которая, опять, какъ извѣстно, обусловливалась ихъ положеніемъ. Какое сознаніе правъ человѣка могло развиться въ томъ, кого съ малыхъ лѣтъ воспитывали въ той мысли, что у него есть тысяча, или сотня, или десятки (все равно) людей, которыхъ назначеніе – служить ему, выполнятъ его волю, и съ которыми онъ можетъ сдѣлать все, что хочетъ? Естественно, что человѣкъ, пропитанный такими внушеніями, привыкалъ ставить самого себя центромъ, къ которому все должно стремиться, и своими интересами, своими прихотями мѣрилъ пользу и законность всякаго дѣла. Еще въ недавнее время жили такія понятія, и даже нашъ знаменитый писатель (Гоголъ. «Переписка съ друзьями» („Русскій помѣщикъ"). Соч. Т. IV, изд. 10-е), отъ котораго ведетъ свое начало современное направленіе литературы, писалъ къ помѣщику совѣты о томъ, какъ ему побольше наживать отъ мужиковъ денегъ, и совѣтовалъ для этого называть мужика бабою, неумытымъ рыломъ, и т. п. Бить не совѣтовалъ только потому, что «мужика этимъ не проймешь: онъ къ этому уже привыкъ!» Но въ то время, когда мысли были высказаны, энергическое обличеніе уже встрѣтило ихъ со всѣхъ сторонъ, и весь авторитетъ писателя, какъ онъ ни былъ великъ, не спасъ его отъ сарказмовъ, крайне ядовитыхъ по своей справедливости. – Не то было въ старину. Тогда многіе помѣщики считали единственнымъ здравымъ началомъ въ управленіи крестьянами – стараніе получить отъ нихъ сколько возможпо болѣе выгоды. Подъ этотъ уровень подходили всѣ помѣщичьи натуры, за весьма немногими исключеніями. Звѣрски жестокій, буйный и пьяный Михаилъ Максимычъ Куролесовъ въ два-три года поправилъ разстроенное хозяйство, оставивъ себѣ по себѣ память, что онъ крутенекъ. Главнымъ изъ употребленныхъ имъ средствъ улучшенія хозяйства было переселеніе крестьянъ на новыя мѣста. Багровъ сдѣлалъ тоже самое съ своими крестьянами, по тому же расчету собственныхъ выгодъ. Его не остановили вопль и плачъ крестьянъ, «прощавшихся навсегда со стариною, съ церковью, въ которой крестились и вѣнчались, и съ могилами дѣдовъ и отцовъ». Его не удержала мысль о трудностяхъ, которыя должны встрѣтить крестьяне, переселяясь слишкомъ за четыреста верстъ, со всѣмъ своимъ хозяйствомъ. Онъ не подумалъ о томъ, что, какъ замѣчаетъ авторъ записокъ о немъ, «переселеніе, тяжкое вездѣ, особенно противно русскому человѣку; но переселеніе тогда, въ неизвѣстную бусурманскую сторону, про которую, между хорошими ходило много и недобрыхъ слуховъ, гдѣ, по отдаленности церквей, надо было и умирать безъ исповѣди, и новорожденнымъ младенцамъ долго оставаться некрещенными – казалось дѣломъ страшнымъ».

«Степанъ Михайловичъ не думалъ ни о чемъ этомъ, точно такъ же, какъ не думалъ о нравственномъ значеніи своихъ поступковъ, когда осматривалъ свое паровое поле, обработанное крестьянами, и употреблялъ слѣдующую хозяйственную мѣру: «онъ приказывалъ возить себя взадъ и впередъ по вспаханнымъ десятинамъ. Это былъ его обыкновеннй способъ узнавать доброту пашни: всякая цѣлина, всякое нетронутое сохою мѣстечко сейчасъ встряхивало качкія дроги, и если онъ бывалъ не въ духѣ, то на такомъ мѣстѣ втыкалъ палочку или прутикъ, посылалъ за старостой, если его не было съ нимъ, и расправа производилась немедленно». («Сем. хр.»). Принципъ, управляющій его дѣйствіями, очевиденъ: надо дѣйствовать строгостью, чтобы хозяйство хорошо шло. При этомъ принципѣ никакія философскія размышленія о правахъ человѣка, никакія экономическія соображенія о трудѣ, задѣльной платѣ и т. п., не могли имѣть мѣста» (Словарь, с. 64–66).

 Ю.И. Айхенвальдъ

Сергей Аксаков // Силуэты русских пистателей, 

вып. 1. М., 1907

«Ужасенъ старикъ Багровъ въ своемъ некультурномъ гнѣвѣ и дикой необузданности, грозной для всѣхъ окружающихъ. Но въ описаніяхъ внука онъ вышелъ инымъ, и вы чувствуете въ немъ особую мощь и своеобразную красоту. Ибо всевластный и деспотическій, онъ въ трудныя минуты жизни не искалъ за то ничьего совѣта, онъ всѣхъ прогонялъ отъ себя калиновымъ подожкомъ и оставался одинъ. Въ своемъ тяжеломъ одиночествѣ онъ за всѣхъ думалъ, за всѣхъ и для всѣхъ устраивалъ. И вставалъ онъ въ четыре часа утра. Что-то первобытное, цѣльное и древнее есть въ этомъ старикѣ, и въ раскатахъ его безудержнаго гнѣва слышится все та же стихія, та же природа, которая потомъ изъ его внука сдѣлала охотника. И какъ трогательна его забота о томъ, чтобы не прервался древній родъ Шимона, чтобы онъ, такъ сказать, прирожденный и типичный предокъ, имѣлъ потомковъ! Когда ему сообщили, что родился у него внукъ, то первымъ его движеніемъ было перекреститься; потомъ въ родословной, отъ кружка съ именемъ «Алексѣй», онъ сдѣлалъ кружокъ на концахъ своей черты и посрединѣ его написалъ Сергѣй, – точно онъ предчувствовалъ, что этотъ Сергѣй спасетъ его для безсмертія и покажетъ русскому народу его неуклюжую, крѣпкую фигуру. И, можетъ быть, въ той нѣжной привязанности, которую онъ неожиданно испыталъ къ матери Сергѣя, своего внука и своего пѣвца, къ этой горожанкѣ, проникшей въ его деревенскую первобытность, сказалось глубоко заложенное подъ грубой оболочкой, смутное тяготѣніе къ эстетическому, къ изящному началу жизни, къ той силѣ, которая сдѣлала его дѣдомъ и прадѣдомъ писателей, натуръ одухотворенныхъ и тонкихъ: это ничего, что прежде мужская гордость старика оскорбилась влюбленностью сына» (Словарь, с. 66).

П.В. Анненков

Литературные воспоминания

 «Степанъ Михайловичъ – это олицетвореніе доблести стараго поколѣнія, пропадающаго съ каждымъ днемъ, выраженіе той нравственной высоты, которая была ему доступна, а вмѣстѣ и выраженіе его недостатковъ. Степанъ Михайловичъ – патріархъ въ своемъ семействѣ и въ своемъ помѣстьѣ, передъ волей его трепещутъ всѣ, отъ мала до велика; но онъ патріархъ не по одной только власти родоначальника, главы дома, хозяина. Онъ выше, всѣхъ окружающихъ его и по стропимъ понятіямъ о чести, правдѣ, прямотѣ, за которыми неусыпно слѣдитъ кругомъ себя; онъ строго наказываетъ малѣйшее отступленіе отъ той нравственной идеи, которой можетъ считаться живымъ и единственнымъ представителемъ. Всѣ окружающіе выросли подъ его мощной рукой и зоркимъ глазомъ; тѣ, которые пришли извнѣ, подчинились его вліянію до потери всякаго самостоятельнаго чувства; понудительныхъ средствъ тоже не мало находилось въ его рукахъ, и не скупъ былъ онъ на нихъ, повидимому, и, со всѣмъ тѣмъ, какъ власть его, такъ и нравственное направленіе безпрестанно нарушаются, и даже, судя по нѣкоторымъ намекамъ, еще смѣлѣе въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ они сильнѣе требовали подчиненности и уваженія».

«Степанъ Михайловичъ есть олицетвореніе одной власти въ семействѣ, и ею только связывается съ членами его, за исключеніемъ кровной любви, не всегда достаточной для правильнаго воспитанія людей, какъ мы знаемъ изъ обыденныхъ примѣровъ слѣпой любви отцовъ и матерей къ дѣтямъ. Нравственныхъ началъ онъ не дѣлилъ съ ними благодушно, изъ глубины сердца, а думалъ вызвать ихъ и укрѣпить одной властью. Глава дома въ этомъ духѣ уже носитъ въ самомъ себѣ свое осужденіе и начало неуспѣха въ благихъ намѣреніяхъ. Онъ также самъ собою доказываетъ невозможность продолженія системы въ будущемъ, въ наслѣдникахъ. Форма, внѣшній уставъ благонравія были для него важнѣйшимъ дѣломъ воспитанія, и, дѣйствительно, случается иногда, что форма, подчиняя молодую душу, вызываетъ подъ конецъ и самое содержаніе; но это совершается чрезвычайно медленно, и притомъ съ опасностью чего-либо не досмотрѣть въ формѣ, сдѣлать послабленіе въ требованіяхъ, – и тогда прощай вся долгая работа образованія ума и сердца! Кто же не можетъ сдѣлаться всегдашнимъ и повсемѣстнымъ сторожемъ впечатлѣній человѣка, особенно такого, который спѣшитъ набрать впечатлѣній отовсюду? Большею частію наружная форма признается тогда подвластною, какъ необходимость, соблюдается какъ уставъ, а мысль и сердце гуляютъ по проселочнымъ дорогамъ, колючимъ и бойкимъ, что именно и случилось съ женской частью семейства Багрова. Вотъ почему нравственное распаденіе въ нѣдрахъ его насъ не удивляетъ: оно совершенно естественно; вотъ почему также нисколько не огорчаетъ насъ и постепенное уничтоженіе въ жизни типовъ, подобныхъ Степану Михайловичу, несмотря на нравственное достоинство ихъ. Они отходятъ къ прошлому, къ исторіи, конечно, съ сочувствіемъ нашимъ, но безъ малѣйшаго сожалѣнія… Мѣсто ихъ должны занять другіе люди, которые отыщутъ лучшій способъ для семейнаго устройства – въ убѣжденіи, что нравственныя начала, внушенныя открытымъ сердцемъ главы дома, развиваются потомъ вообще всѣми членами его. Багровъ все таки существо эгоистическое: онъ вѣруетъ въ одно дѣйствіе своей власти, наслаждается ею и ею испорченъ» (Словарь, с. 66–67).

 В.Е. Угрюмов

«Добрый день» Степана Михайловича:

философское и символическое начала в повествовании

 «В главе «Добрый день» С.Т. Аксаков раскрывает характер старика Багрова, подробно повествует о его образе жизни. Щедрость и широту природы автор неизменно сравнивает со щедростью и широтой натуры дедушки. Природа не скупилась в своих дарах для Багрова. Да и он был таким же щедрым, как природа. «Он был истинным благодетелем дальних и близких, старых и новых своих соседей, особенно последних, по их незнанию местности, недостатку средств и по разным надобностям, всегда сопровождающим переселенцев <…> Полные амбары дедушки были открыты всем – бери что угодно. «Сможешь – отдай при первом урожае; не сможешь – Бог с тобой!» С такими словами раздавал дедушка щедрою рукой хлебные запасы на семена и смены. К тому же надо прибавить, что он был так разумен, так снисходителен к просьбам <…> Мало того, что он помогал, он воспитывал нравственно своих соседей! Только правдою можно было получить от него все» [1, т. 1, с. 89]. Только правдою и трудом получал дедушка от природы «неслыханные, баснословные» урожаи. Ведение хозяйства для помещика Багрова было как «сотворчество, сподвижничество: чужие руки – мои, чужая боль – моя» (М.И. Цветаева).

Образ Степана Михайловича органичен, естествен и в гневе, и в любви. С.Т. Аксаков описывает его характер именно так, как природное явление, неоднократно обращая внимание читателя на «жаркую руку» и «крутой высокий лоб» Багрова: «свирепый огонь лился из его глаз»; «Долго бушевал дедушка на просторе»; «Этот добрый <…> человек омрачался иногда такими вспышками гнева…». Строки, описывающие характер и поступки дедушки, смело можно отнести к описанию природных явлений (буря, гроза и т. п.). В пользу этого говорит и то, что после описания гнева дедушки в третьей части первого отрывка следует тихий, солнечный «Добрый день Степана Михайловича». Таким бывает «добрый день» в природе после жестокой ночной бури. Отмеченная мифопоэтическая составляющая образности реализуется через портретные («огонь лился из его глаз») и пейзажные («бушевал… на просторе») элементы. Автор рядом с читателем сам удивляется своему герою: «Степан Михайлович был загадочный человек» [1, т. 1, с. 91]. <…>

«Добра земля на урожай». Добр, наконец, и Степан Михайлович Багров. Его образ в гневе, в работе, в противостоянии злу, в любви к природе и в заботе о своей родословной – образ ветхозаветного человека. Он как истинный творец прокладывает новые пути и продолжает заботу о роде Багровых. Гнев и злоба несвойственны Степану Михайловичу, это его болезнь, и он страдает, выздоравливает после припадков гнева. Но сердцу его всегда «противен был всякий низкий и злонамеренный поступок». Он хворал после любого проявления зла, как бывает больна природа, подверженная злому, неестественному вмешательству. И в этом великая трагедия доброты. В произведениях С.Т. Аксакова добра природа к своим людям, и они сами, чувствуя ее доброту, живут в согласии с ней. <…>

Добрый день старика Багрова – это затишье страстей, это доброта, говорящая о малости любого человека в час мира и о величии в час потрясений. Багров скуп на мелочи, но велик в подвигах, таков и его сын Алексей Степанович. Он так же, как отец, добр от природы и поэтому болен в гневе. Но там, где старший Багров грозен, как Бог, младший – Алексей – беззащитен, ибо оправдывает даже врагов (вспомним случай с немецким генералом, наказавшим Алексея). Старик Багров – Ветхий, грозный, природный закон. Книга С.Т. Аксакова – богоданная и в своей «ветхости», и в своей «новости». <…>

Для раскрытия характера персонажа автор использует природу, природные явления, которые, несомненно, участвуют в жизни человека. Самый характерный пример – «Добрый день дедушки Степана Михайловича». Здесь присутствуют все основные событийные линии «Хроники» и обозначены характеры основных героев. Доброта отражена в устройстве и помещичьей усадьбы, и окружающего ее крестьянского быта – это идеальный порядок. Социальные или личностные конфликты сведены к минимуму, обозначены не четко, с долей мягкого юмора. Солнечный свет, с него начинается «Добрый день», щедрость, взаимоуважение помещика и крепостных, семейное благополучие, любовь к природе и изобилие обеденного стола – вот основные составляющие этой главы. Смеющийся помещик, дедушка, –центральная фигура. И с его пробуждением, и с его веселого смеха начинается день, поместье оживает, звучит. Так с восходом солнца оживает природа. Заканчивается глава заходом солнца. Все в доме уснули, и дедушка, помолясь на звезды, ложится спать, опуская полог. <…>

Дедушка просыпается среди сотворенного им мира, среди изобильной крестьянской жизни: «Проснулся дедушка, обтер красною рукою горячий пот с крутого, высокого лба своего, высунул голову из-под полога и рассмеялся» [1, т. 1, с. 92]. Кажется, что именно так и просыпается Бог, смотрит на землю и улыбается. Чему улыбается? «Перед восходом солнца бывает весело на сердце у человека как-то бессознательно; а дедушке, сверх того, весело было глядеть на свой господский двор, всеми нужными по хозяйству строениями тогда уже достаточно снабженный…» [1, т. 1, с. 93]. «Двор был не огорожен», – пишет С.Т. Аксаков, и это замечание еще раз подчеркивает открытость хозяина, стремление к единству и свободе. Дедушка располагается на своем любимом крылечке. Крылечко помещичьей усадьбы – центр жизни усадьбы, центр крестьянского космоса. Мимо восседавшего на крылечке дедушки проходит на пастбище его скотина, и «дедушка любуется» – «дворовый скот как верный признак довольства и благосостояния крестьян». Вокруг начинает просыпаться дворня. <…>

Образ старика Багрова противоречив, неуловим, переменчив. Единственно, что постоянно в его образе – это естественность поступков. «Полнота поэтического миросозерцания», по выражению Н.А. Добролюбова, особенно ярко видна в этой главе. С.Т. Аксакова нельзя обвинить ни в отсутствии социальных противоречий, ни в идеализации помещичьего быта, ибо отношения между героями искренние, основаны на доброте. <…>

Центр крестьянского космоса – крылечко, которое можно толковать как престол, на нем появляется дедушка утром, встречая солнце, и с него уходит спать, помолясь на звезды, то есть, по народному воззрению, на терем божий и на очи ангелов. Мельница – сердце «космоса», и «старик был охотник до мельничного дела <…> любил похвастаться внутренним устройством своей мельницы» [1, т. 1, с. 208]. Озеро у мельницы – тихое, спокойное зеркало, отражающее довольство и изобилие. В первой главе автор называет его «озеро без берегов», подчеркивая безмерность, мы бы сказали, надежное благополучие. Равность природы и человека отмечена даже в том, что «отцветавшая рожь <…> в человека вышиною, стояла, как стена» [1, т. 1, с. 96]. <…>

Цвет, характерный для одежды семьи Багровых, – красный. Красный цвет испокон веков считался самым любимым на Руси. Достаточно вспомнить связанные с этим цветом такие образы, как «красна девка», «красный день – праздник», «изба красна пирогами», «красный угол» и т. д. Красный, значит главный, первый цвет радуги. Первый цвет, который увидит вокруг себя Сережа Багров. По красному багровому цвету он станет величать свою семью. Хотя цветовое значение отнюдь не главное, красный – прежде всего красивый. Вот как описывает С.Т. Аксаков одеяние конюха Багровых: «Конюх Спиридон сидел в незатейливом костюме, то есть просто в одной рубахе, босиком, подпоясанный шерстяным тесемочным красным поясом, на котором висел ключ и медный гребень <…> Спиридон также подложил под себя <…> зипун из крестьянского белого сукна, но окрашенный в ярко-красный цвет марены, которой много родилось в полях. Этот красный цвет был в таком употреблении у стариков, что багровских дворовых соседи звали “маренниками”» [1, т. 1, с. 95–96]. Придав семье Багровых статус «первожителей земли обетованной», С.Т. Аксаков выделил их красным цветом – символом Руси, первым цветом спектра. Багровый, т. е. густой красный цвет, связан с цветом лица человека в сильном гневе и смущении, с зарей утренней и вечерней, а также этот цвет связан с царственными особами.

«Дедушка был знаток всякого хозяйственного дела; он хорошо разумел мельничный устав…» [1, т. 1, с. 100]. Помещик Багров – рачительный, умелый хозяин, знающий все тонкости нехитрого крестьянского труда. Он словно главный мастер всего своего помещичьего дела, остальные – подмастерья. Багров с особой любовью посещает мельницу со всем своим семейством, отдавая уважение этому «сердцу» крестьянского быта. <…>

После ужина, перед сном, дедушка сидит на своем крылечке-престоле, с которого он начал свой «добрый день». Исчезают крестьянин и староста, уходит на покой семья. Он сидит на крылечке между еще не угасшим светом вечерней зари и началом «соседней утренней зари». На смену дневной жизни спешит ночная: «Час от часу темнела глубь ночного свода, час от часу ярче сверкали звезды, громче раздавались голоса и крики ночных птиц, как будто они приближались к человеку! Ближе шумела мельница и толкла толчея в ночном сыром тумане…» [1, т. 1, с. 102]. Будто дедушка сам завершил день, «увидел, что это хорошо» и остался наедине со звездами и мельницей, мелющей время, отсчитывающей урожаи и годы жизни сотворенного мира. Стиль приобретает эпическую окраску: «Встал мой дедушка со своего крылечка, перекрестился раз-другой на звездное небо и лег почивать…» [1, т. 1, с. 102]. Его вселенная есть его опочивальня, она вокруг своего творца. Единственное, что он делает, – приказывает опустить полог. Кому приказывает? Нет ведь никого. Остался дедушка отдыхать от трудов в самом центре сотворенного мира.» (Угрюмов, с. 29–38).

 А.А. Чуркин

Архетип «первопредка» в образе Степана Михайловича Багрова

 

«Среди форм, которые приобретает архетип первопредка, одной из важнейших является «культурный герой». Традиционно это мифический персонаж, сочетающий в себе черты цивилизатора и благодетеля, он добывает или изобретает для людей различные предметы культуры (важнейшие орудия труда, огонь), учит охотничьим приемам, ремеслам, устанавливает справедливые законы и социальную организацию для людей – своих потомков. Деятельность Степана Михайловича Багрова во время переселения и обустройства на новом месте жительства, описываемая С.Т. Аксаковым, во многом соответствует этим функциям: на нем лежала ответственность за поиск подходящих земель, за организацию переезда, руководство при строительстве мельницы и т. д. В дальнейшем, уже освоившись на новых землях, Степан Михайлович выступает в роли попечительного хозяина, справедливого судьи: «Он был истинным благодетелем дальних и близких, старых и новых своих соседей, особенно последних, по их незнанию местности, недостатку средств и по разным надобностям, всегда сопровождающим переселенцев, которые нередко пускаются на такое трудное дело, не приняв предварительных мер, не заготовя хлебных запасов и даже иногда не имея на что купить их. Полные амбары дедушки были открыты всем – бери, что угодно. <...> К этому надо прибавить, что он был так разумен, так снисходителен к просьбам и нуждам, так неизменно верен каждому своему слову, что скоро сделался истинным оракулом вновь заселяющегося уголка обширного Оренбургского края. Мало того, что он помогал, он воспитывал нравственно своих соседей! Только правдою можно было получить от него все. Кто раз со лгал, раз обманул, тот и не ходи к нему на господский двор: не только ничего не получит, да в иной час дай бог и ноги унести. Много сеейных ссор примирил он, много тяжебных дел потушил в самом начале. Со всех сторон ехали и шли к нему за советом, судом и приговором – и свято исполнялись они!» (Аксаков I, 89). В этой деятельности Степан Михайлович принимает на себя основные функции «культурного героя», становясь попечителем слабых и бедных, защитником справедливых обычаев, мудрым старцем и т. д.

В созданном Аксаковым образе Багрова-деда можно выделить и иные важные черты, или, используя термин В.Я. Проппа, «атрибуты», которые традиционно связываются с архетипом героя-первопредка. Так, как ни странно, одной из важнейших особенностей характера Степана Михайловича, восходящей к этому архетипу является его гневливость, описанию проявлений которой посвящены многие страницы его книги. То место, которое занимает эта черта характера в художественном образе Багрова-деда, конечно, обусловлена яркостью впечатления, оставшегося в памяти Аксакова, бывшего в детстве свидетелем реальной вспышки гнева своего деда. Недаром воспоминание об этом, нарушая хронологическую последовательность событий, он поместил почти в самом начале своей хроники: «Как теперь гляжу на него: он прогневался на одну из дочерей своих, кажется за то, что она солгала и заперлась в обмане; двое людей водили его под руки; узнать было нельзя моего прежнего дедушку; он весь дрожал, лицо дергали судороги, свирепый огонь лился из его глаз, помутившихся, потемневших от ярости! „Подайте мне ее сюда!“ — вопил он задыхающимся голосом» (Аксаков I, 90).

Отвлекаясь от факта реального существования прототипа, сочетание в образе литературного героя Степана Михайловича столь противоречивых черт характера иногда воспринимается как некий парадокс, требующий своего объяснения. Сочетание гневливости характера с отстаиванием принципов справедливости подводит к мысли о наличии в образе Багрова-старшего черт, свойственных хтоническим божествам. К тому же в пользу соотнесения образа Степана Михайловича с этим архетипом говорит и отмеченная его связь с земледелием. Однако хтонические божества, также являясь модификацией культурного героя, его изнанкой, перевертышем, по определению существа демонические, связаны с силами Хаоса. В «Семейной хронике» есть герой, который гораздо ярче воплотил в себе их инфернальное начало – это Михайла Максимович Куролесов, несущий в себе черты не просто злодея-самодура, а оборотня: «ему и черт не брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый» (Аксаков I, 104), натура которого «воспламеняемая до бешенства спиртными парами, развивалась на свободе во всей своей полноте и представила одно из тех страшных явлений, от которых содрогается и которыми гнушается человечество». «Ужасное соединение инстинкта тигра с разумностью человека» неминуемо должно было войти в столкновение со своим типологическим антиподом, Степаном Михайловичем, а конфликт их может рассматриваться как реализация мотива борьбы героя с враждебной силой.

Истоки атрибута вспыльчивости в образе Степана Михайловича, как ни странно, лежат в том же архетипе культурного героя. Более того: по мнению Е.М. Мелетинского, именно внешне парадоксальное сочетание черт его характера принадлежит к типичным его особенностям: «Это единство противоположностей в образе героя – его строптивость на фоне эпической гармоничности – важная специфика изучаемого архетипа». В истории литературы подобное сочетание распространено исключительно широко, особенно в архаичных формах героического, богатырского эпоса <…> Позднее, перекочевав в литературу, архетип «культурного героя» постепенно утрачивает фольклорный элемент богатырства, и на передний план выходит вспыльчивость как особенность психологического склада героя. Именно с такой трансформацией мы имеем дело в «Семейной хронике» — тем более, С.Т. Аксаков сам постоянно и настойчиво подчеркивает, что гневливость Степана Михайловича является хоть и важной, но отнюдь не главной чертой его характера, проявляющейся лишь в исключительных ситуациях.

Наверное, это звучит странно, но здесь Аксакову действительно повезло: реальный человек Степан Михайлович Аксаков, со своей биографией и личностными особенностями, был рожден, чтобы стать прототипом героя литературного произведения. Даже когда Аксаков балансирует на грани чувства меры, стилизуя его описание под образ былинного героя там, где при иных обстоятельствах был бы виден лишь затертый романтический шаблон, на нас смотрит реальный, живой человек: «Степан Михайлович Багров, так звали его, был не только среднего, а даже небольшого роста; но высокая грудь, необыкновенно широкие плечи, жилистые руки, каменное, мускулистое тело обличали в нем силача. В разгульной юности, в молодецких потехах, кучу военных товарищей, на него нацеплявшихся, стряхивал он, как брызги воды стряхивает с себя коренастый дуб после дождя, когда его покачнет ветер» (Аксаков I, 76).» (Чуркин, с. 289–292).

 

Б.А. Прокудин, Д.А. Прокудина

Система представлений Багрова

 «Можем ли мы сегодня новыми глазами посмотреть на «Семейную хронику» и попытаться реконструировать общественный идеал, выраженный в произведении Аксакова? И вообще, можно ли говорить об общественном идеале Багрова? По нашему мнению, нет. Герой Аксакова не произносит никаких манифестов, не предлагает социальных программ. Однако мы можем говорить о системе представлений Багрова, что, по его мнению, правильно, а что – неправильно. И делать предположения, что лежит в основе этих представлений.

Итак, герой «Семейной хроники» Степан Михайлович Багров, прототипом которого был дед писателя – Степан Михайлович Аксаков, стал одним из классических образов русской литературы. Багров был достаточно заурядным человеком среднего дворянского круга в провинции, хотя «природный ум его был здоров и светел». «Разумеется, при общем невежестве тогдашних помещиков и он не получил никакого образования, русскую грамоту знал плохо». Интеллектуальные запросы его были совсем несложны и невелики, книг в его доме не читали. Однако у него были природный здравый смысл и проницательность, которые восполняли недостаток образования. Но, что важнее, Багров отличался «нравственной чуткостью», которая помогала ему разобраться в сложных явлениях окружающего мира и в людях, отличать хорошее от плохого. Этим «нравственным чувством» Багров руководствуется во всех случаях жизни.

Багров, по описаниям Аксакова, был человеком, не способным к обману. Например, он не захотел воспользоваться, подобно многим другим помещикам-колонистам, доверчивостью башкир, чтобы за бесценок купить их плодородные земли. В своих поступках он действовал «по совести», сообразно принципу справедливости, за что заслужил уважение своих крестьян и окрестных жителей, которые просили его помощи при разрешении ссор и тяжб.

Однако именно с нелюбовью ко лжи связанна главная отрицательная черта Багрова, его склонность к вспышкам бешеного гнева, которые Аксаков описывает без прикрас и с чувством отвращения. Однажды «он прогневался на одну из дочерей своих, кажется, за то, что она солгала и заперлась в обмане; двое людей водили его под руки; узнать было нельзя моего прежнего дедушку; он весь дрожал, лицо дергали судороги, свирепый огонь лился из его глаз, помутившихся, потемневших от ярости! <…> Бабушка кинулась было ему в ноги, прося помилования, но в одну минуту слетел с нее платок и волосник, и Степан Михайлович таскал за волосы свою тучную, уже старую Арину Васильевну». Во время другой вспышки гнева Багров так таскал жену за волосы, что год этой пожилой женщине пришлось ходить с пластырем на голове.

Мировоззрение Багрова зиждилось на нескольких основаниях, главное из которых – абсолютная ценность рода. Родовое начало лежало в основе всех его взглядов и привычек. Аксаков пишет, что «древность дворянского происхождения была коньком моего дедушки». Он «ставил свое семисот-летнее дворянство выше всякого богатства и чинов» и в юности даже не женился на красивой и богатой невесте, потому что «прадедушка ее был не дворянин». Такая щепетильность к сохранению родовитости вписывается в его представление незыблемости дворянского права. «Семисотлетнее дворянство» рода – историческая легитимация патриархальной власти Багрова.

Особенно ярко патриархальность проявлялась у Багрова в отношении к своим домашним. В качестве главы семьи он считал себя полновластным хозяином и распорядителем судьбы всех своих домочадцев. Семью он любил и считал долгом заботиться обо всех, но со стороны домочадцев требовал беспрекословного подчинения своей воле. Все вопросы, касающиеся судьбы отдельных членов семьи, он решал сам, не спрашивая ничьего совета, ничьего мнения.

В «Семейной хронике» есть сюжет, как четырнадцатилетняя двоюродная сестра Багрова, сирота, находящаяся под его опекой, вопреки воле своего строгого брата вышла замуж за привлекательного, но порочного человека. И Багрову впоследствии пришлось спасать ее от мужа. Аксаков в финале описывает отношения брата и сестры следующими словами: «И странное дело, откуда вдруг взялась у нее такая любовь и признательность к своему двоюродному брату <…>? Прочла ли она в его глазах, полных слез при встрече с нею, сколько скрывается любви под суровой наружностью и жестоким самовластием этого человека? Было ли это темное предчувствие будущего или неясное понимание единственной своей опоры и защиты?» В этой фразе высказаны сразу две очень важные идеи, которые характеризуют патриархальное мировидение Багрова. Во-первых, его самовластие ограничено любовью и его «нравственным чувством». И это самовластие, или семейный деспотизм, имеет оправдание потому, что, кроме Багрова, никто не может гарантировать «опоры и защиты» для членов его семьи.

Однако постоянное подчинение всех домашних воле отца семейства приводило и к негативным последствиям. Его деспотизм способствовал развитию дурных привычек и свойств характера, например у его дочерей, которые прикрываясь полной покорностью, добивались своего хитростью и лукавством.

Патриархальностью проникнуто и отношение Багрова к слугам и крепостным, он смотрел на них как на младших членов своей семьи. Такому отношению, конечно, способствовало то, что по своим взглядам и образу жизни Багров был близок к крестьянам, имел с ними много общего. Высоко ценя свое дворянство, к крепостным он относился без высокомерия, отличался доступностью и простотой в общении. Будучи трудолюбивым хозяином, он был требователен к крестьянам, жесток с ленивыми и нерадивыми, но зато все крепостные Багрова знали, что в случае нужды они всегда могут обратиться за помощью к барину и никогда не встретят отказа.

Аксаков пишет, что Багров регулярно отправлялся «в поле» на инспекцию: «Дедушка <…> отправился в паровое поле и приказал возить себя взад и вперед по вспаренным десятинам. Это был его обыкновенный способ узнавать доброту пашни: всякая целизна, всякое нетронутое сохою местечко сейчас встряхивало качкие дроги, и если дедушка бывал не в духе, то на таком месте втыкал палочку или прутик, посылал за старостой, если его не было с ним, и расправа производилась немедленно». Багров не принадлежит к тем помещикам, которые из Петербурга, Москвы или Парижа управляли имениями через приказчиков, не желая вдаваться в подробности деревенской жизни. Он знает каждую кочку на своих полях. Багров – начальник крестьянского «производства», строго, а иногда и жестоко отстаивающий общий хозяйственный интерес и общую выгоду: «Дедушка, сообразно духу своего времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, – значит вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием – тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вотчину, употребить в тяжелую работу – тоже, и еще хуже, ибо отлучка от семейства – несомненная порча». «Не удивительно, что крестьяне любили горячо такого барина», – пишет Аксаков далее. Багров воспринимал себя в отношении вверенных ему крестьян хозяином и отцом и чувствовал незыблемость общественного договора между крестьянином и помещиком, в соответствии с которым первый должен работать, а второй быть эффективным организатором сельскохозяйственного процесса, справедливым судьей и защитником своих работников.

В отношении к крестьянам Багров не только строг, но и щедр. Новелла «Хороший день Степана Михайловича» заканчивается такой сценой: «Старо-ста уже видел барина, знал, что он в веселом духе, и рассказал о том кое-кому из крестьян; некоторые, имевшие до дедушки надобности или просьбы, выходящие из числа обыкновенных, воспользовались благоприятным случаем, и все были удовлетворены: дедушка дал хлеба крестьянину, который не заплатил еще старого долга, хотя и мог это сделать; другому позволил женить сына, не дожидаясь зимнего времени, и не на той девке, которую назначил сам; позволил виноватой солдатке, которую приказал было выгнать из деревни, жить по-прежнему у отца, и проч.».

Однако и здесь самовластие барина приводило порой к негативным последствиям. Получив весть о скором рождении внука, Багров решил на радостях женить свою немолодую служанку Аксютку, очень «дурную лицом, неопрятную и злую», к которой почему-то питал симпатию, на красивом молодом слуге, Иване Малыше. «Противоречий, – как пишет Аксаков, – не было. Свадьбу сыграли. Аксютка без памяти влюбилась в красавца мужа, а Малыш возненавидел свою противную жену, которая была вдобавок старше его десятью годами. Аксютка ревновала с утра до вечера, и не без причины, а Малыш колотил ее с утра до вечера, и также не без причины, потому что од-но только полено, и то ненадолго, могло зажимать ей рот, унимать ее злой язык. Жаль, очень жаль! Погрешил Степан Михайлыч и сделал он чужое горе из своей радости».

Для того чтобы лучше понять кажущуюся противоречивость натуры Багрова, нужно обратиться к российской патриархальной традиции, важнейшие элементы которой мы можем найти в «Домострое» XVI в. В этой книге содержатся поучения и наставления хозяину дома, «государю», как он именуется в редакции протопопа Селивестра. «Домострой» не только устанавливает патриархальные права хозяина-государя, но и предписывает его обязанности в отношении членов семьи и слуг. Например, в главе «Как воспитать своих детей в поучениях разных и страхе божьем» есть такое наставление: «Наказывай детей в юности – упокоят тебя в старости твоей. И хранить, и блюсти чистоту телесную и от всякого греха отцам чад своих как зеницу ока и как свою душу. Если же дети согрешают по отцовскому или материнскому небрежению, о таковых грехах и ответ им держать в день Страшного суда». То же касается и слуг. В главе «Каких слуг держать при себе и как о них заботиться» мы читаем: «Если же нерадив ты в этом (в деле выявления пороков своих слуг. – Б.П., Д.П.): слуг держишь, а заботы о душах их не имеешь, и только поручаешь им дела, так или иначе служить тебе, еду и одежду и всякую службу справлять, – тебе самому за души их отвечать в день божьего суда». То есть наказание домочадцев и слуг является долгом хозяина дома. Багров яростно «преследует» обманувшую его дочь и таскает жену за волосы по праву и обязанности заботы об их душе. С точки зрения «Домостроя» такое насилие является тяжким бременем хозяина, исполнением божественного закона, а с точки зрения хозяйства – долгом экономическим.

Именно поэтому свою «расправу» над старостой за плохо вспаханную барскую пашню Багров считает справедливой, опираясь при этом на букву закона. Крепостное право (как и «Домострой» в отношении семьи) не только определяет обязанности крестьян, но и обязывает барина гарантировать их исполнение применением насилия. Поэтому хозяин-государь, помещик должен уметь и наказывать, и женить крестьян по своему произволу без лишних сантиментов, потому что этого требует хозяйственная необходимость.

Но тот же «Домострой» предполагает соблюдение баланса «кнута и пряника», сочетание требования добросовестного исполнения крестьянами и дворовыми своих повинностей, послушание с проявлением щедрости: «Во всяком деле кто хорошо, бережливо и бесхитростно служит, по наказу все исполняет, того пожаловать и привечать его добрым словом, едой и питьем одарить, и всякую просьбу его исполнить. <…> Если же в другой и в третий раз натворит чего или заленится – тогда, по вине и по делу смотря, обдумав, проучить его – поколотить». Багров учиняет немедленную «расправу» над старостой, если видит плохо возделанное поле, но в хорошем настроении прощает долги даже нерадивым крестьянам.

Несмотря на все, Багров является для Аксакова положительным типом помещика. Главный герой второго «отрывка» «Семейной хроники», Михайла Максимович Куролесов, на контрасте воплощает отрицательные черты тогдашнего «крепостного барства», и сравнение этих двух ярких персонажей дает нам возможность выделить основные черты системы представлений Багрова.

Прежде всего важно сказать, что Куролесов является «сильной натурой». Как и Багров, он человек деятельный и властный. Благодаря своим незаурядным качествам: упорству, умению общаться с людьми, этот «нечиновный» мелкопоместный дворянин женился на богатой невесте и добился почетного положения в обществе. После этого он активно принялся за устройство большого хозяйства, руководил строительством, переселял крестьян на плодородные земли, занимался рационализацией сельскохозяйственного быта и достиг в своей деятельности блестящих результатов. Кажется, перед нами двойник Багрова: Куролесов не только деловитый хозяйственник, человек такой же энергичный и успешный, но и властный барин с бурным темпераментом, который пока может сдерживать свою жестокость. Однако похожими эти персонажи кажутся только поначалу.

Когда Куролесов выстроил свое хозяйство, период большой стройки и агрономических реформ закончился и пришло время благополучной стабильности, его кипучая энергия и сильные страсти начали искать выход в «буйном разгуле и различных неистовствах», в насилии над своими дворовыми людьми и соседями. Опьяненный сознанием своей власти и полной безнаказанности, не встречая никакого сопротивления ни от окружающих его людей, ни от властей, из простого садиста он превратился в преступника. Жестокость стала для него потребностью, и в конце концов он был убит своими слугами.

Куролесов не может обуздать свои страсти потому, что в нем нет того нравственного чувства, которое сдерживает Багрова. И это, на наш взгляд, главное отличие двух героев «Семейной хроники». В патриархальных условиях быта, предоставляющих сильному, властному человеку полный простор для угнетения слабых и подчиненных, при одинаковых исходных характеристиках Багров стал символом доброго помещика, а Куролесов – страшного тирана только потому, что один обладал этим пресловутым «нравственным чутьем», а другой – нет. Интересно, что Аксаков часто говорит о «нравственном воспитании», которое осуществлял Багров, но в «Семейной хронике» практически нет упоминаний о религиозной жизни семьи героев.

Уверенность Аксакова, что единственным средством защиты подчиненных от злоупотребления помещичьей власти является нравственное чувство барина, заставляет вспомнить апологию самодержавной власти Н.М. Карамзина, который также был убежден, что единственным средством охранения подданных от злоупотреблений самодержавной власти являются совесть монарха, никому и ни в чем не дающего ответа, и сложившиеся традиции. То есть самовластье помещика есть проекция самодержавия государя.

Если продолжать аналогии и обратиться к знаменитой уваровской триаде «Православие. Самодержавие. Народность», то на поместном уровне основаниями русской жизни можно считать самовластие барина, его нравственное чувство, любовь к барину крестьян. Три основные идеи, заложенные в формуле Уварова, являются основой национально-консервативного течения общественно-политической мысли России, «православно-русского направления» (П.А. Вяземский), русского «хранительства». Идеи, выведенные из системы представлений Багрова, можно считать основой патриархального мировидения.

Итак, систему представлений Багрова в строгом смысле слова нельзя назвать общественным идеалом, но на материалах «Семейной хроники» мы можем сформулировать основные черты патриархального идеала:

– абсолютная ценность помещичьего рода, за которой стоит историческая легитимация патриархальной власти;

– самовластие барина в отношении членов семьи, крестьян и дворовых слуг;

– ответственность за членов семьи, крестьян и дворовых слуг перед Богом и государством;

– обязанность судить и наказывать членов семьи, крестьян и дворовых слуг согласно божественному закону и нравственному чувству;

– обязанность вести добросовестно хозяйство в интересах членов семьи, крестьян, дворовых слуг и государства.

Члены семьи, крестьяне и слуги, в свою очередь, обязаны следовать указаниям барина, добросовестно исполнять все свои повинности и, в идеале, барина любить.

«Положительным», или «созидательным», патриархальным идеалом этот набор черт делает соблюдение помещиком баланса: самовластие барина должно быть уравновешено его ответственностью за землю, которую обрабатывают его крестьяне; насилие «патриарха» – очевидным благом для членов его семьи и крестьян, которое в результате подразумевает это насилие. Если баланс или общественный договор не соблюден, «созидательный» патриархальный идеал превращается в простую эксплуатацию крестьян и семейный деспотизм. Аксаков описывает своего дедушку-Багрова как барина, практически полностью соблюдающего этот баланс.» (Прокудин, Прокудина, с. 219–225).

 

ОСНОВНЫЕ ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ

 

Аксаков С.Т. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1: Семейная хроника. Детские годы Багрова-внука. Аленький цветочек. М.: Гослитиздат, 1955. 640 с.

Аксаковы: семейная энциклопедия / Отв. ред. С.М. Каштанов М.: РОССПЭН, 2015. 534 с.

Кулешов А.С. Аксаковы. История разбитых судеб. М.: Территория, 2009, 328 с.

Кулешов А.С., Наумов О.Н. Аксаковы. Поколенная роспись. М.: Территория, 2009. 211 с.

Гудков Г.Ф., Гудкова З.И. С.Т. Аксаков. Семья и окружение: краеведческие очерки. Уфа: БКИ, 1991. 384 с.

Гудкова З.И. Ординарец Суворова // Бельские просторы. 2001. № 11. С. 127–130.

Золотое кольцо аксаковского Поволжья. Литературный путеводитель по аксаковским местам Поволжского региона. Изд. 2–е, доп. и испр. / Авт.–сост. Т.Е. Петрова, Г.Н. Кузина. Уфа, 2013. 328 с.

Мотин С.В. К семейной хронике Аксаковых и Зубовых за 1788–1799 годы // Аксаковский сборник. Выпуск 8. Уфа: Инеш, 2022. С. 107–141.

Мотин С.В. К Семейной хронике Аксаковых и Зубовых за 1788–1802 годы // Мотин С.В. «Я на тихой лире буду петь любовь»: аксаковедческие заметки и статьи 2020/21: в 2 частях. Часть 1. Уфа: издатель А.А. Словохотов, 2022. С. 129–188.

Поддубная Р.П. Самарская хроника Аксаковых. Самара: ООО «Офорт», 2015. 214 с.

Прокудин Б.А., Прокудина Д.А. «Семейная хроника» С.Т. Аксакова как патриархальный идеал крепостного строя и приговор ему: историко-политологический анализ // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2019. № 52. С. 213–230.

Прокудин Б.A. «Манифест славянофильской критики»: полемика Н.П. Гилярова-Платонова и А.А. Григорьева вокруг «Семейной хроники» С.Т. Аксакова // Вестник Московского государственного областного университета (электронный журнал). 2021. № 4. URL: www.evestnik-mgou.ru

Родословные росписи, поданные в Палату родословных дел в конце XVII в.: дополнение (А-К) / Публикация Л.Е. Шабаева // Российская генеалогия. 2021. № 10. С. 119–129.

Свице – Свице Я.С. Родственное окружение С.Т. Аксакова в Бугурусланском уезде Оренбургской губернии в конце XVIII – начале XIX в. // Свице Я.С. «Вот родина моя…»: Литературно-краеведческие комментарии к произведениям Сергея Тимофеевича Аксакова. Уфа: «Белая река», 2018. 112 с. С. 66–74.

Словарь – Словарь литературных типов. Т. 4. Вып. 5. Литературные типы Аксакова. СПб.: журн. «Всходы», 1909. 110 с.

Титова – Титова О.А. Из цикла: Следы литературных героев Аксакова в архивных документах: Аксинья Степановна Нагаткина (Аксакова). Угличинины // Аксаковский сборник. Выпуск 8. Уфа: Инеш, 2022. С. 142–165.

Титова, 67 – Титова О.А. Следы героев Аксакова в духовных росписях второй половины ХVIII века: Введение. Старшие Аксаковы. Кротковы. Ерлыковы и Ерлыково. Мисайловы // Генеалогический вестник. Выпуск 67. СПб., 2022. С. 74–91.

Титова, 68 – Титова О.А. Следы героев Аксакова в духовных росписях второй половины ХVIII века: Аксинья Степановна Нагаткина. Тимашевы. Угличинины // Генеалогический вестник. Выпуск 68. СПб., 2023. С. 103–119.

Титова О.А. Следы героев Аксакова в духовных росписях второй половины ХVIII века: Уфимские Аничковы. Мисайловы. Неклюдовы. Заключение // Генеалогический вестник. Выпуск 69. СПб., 2023. С. 67–94.

Титова О.А. Нисходящая роспись потомков Бориса Ананьевича Нагаткина [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.nagatkin.ru/Doc/Rospis_Nagatkina.pdf

Титова О.А. http://nagatkin.ru/ – Автор сайта Ольга Титова (mail: ttkk@list.ru).

Угрюмов В.Е. «Добрый день» Степана Михайловича: философское и символическое начала в повествовании («Еще не угас свет вечерней зари и не угаснет до начала соседней утренней зари!») // Угрюмов В.Е. Художественный мир С.Т. Аксакова («…сама жизнь, рассказывающая про себя…»): монография. Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2021. 170 с. С. 29–38.

Чуркин А.А. Архетип «первопредка» в образе Степана Михайловича Багрова // Чуркин А.А. Прозаическое слово в контексте светской и церковной литературных традиций: С.Т. Аксаков и Игнатий (Брянчанинов): Историко-филологические работы. СПб: Росток, 2022. 398 с. С. 281–295.

 

10–23.12.2023 г.

С.В. Мотин, аксаковед и правовед