1928 год. Убогий азиатский городок Кзыл-Орда на берегу глиняно-желтой Сырдарьи. Из окна камеры внутренней тюрьмы ГПУ виден горизонт - дальние степные холмы, подсвеченные заходящим солнцем и тучи фиолетовой пыли, которые поднимает гуляющий над ними недобрый ноябрьский ветер. Облака на высоком небе, - как перья, остатки крыльев улетевших в южную сторону птиц. В камере, измученный нескончаемыми арестами, ссылками и этапами, пятидесяти-шестилетний епископ Андрей, в миру Александр Ухтомский, торопясь, боясь не успеть, пишет в ученической, в синюю клеточку тетради, озаглавленной «Исповедь», историю своей жизни, своих взглядов и поисков правды.
Думает ли епископ, что когда-нибудь вернется к уфимской пастве живым? Надеется ли он на понимание мыслей, высказываемых им в исповеди или, хотя бы, на то, что его исповедь дойдет до уфимцев, которым она адресована? «Я начинаю писать свою политическую исповедь, - пишет епископ, - эту исповедь мою я адресую по преимуществу моей пастве, моим дорогим уфимцам, с которыми я встретил февральскую революцию семнадцатого года, с которыми пережил все события восемнадцатого года. Пусть они проверят мои слова во всех отношениях.
Адресую эту исповедь всем рабочим, которые с восемнадцатого года с великой любовью заботятся обо мне. Адресую ее вообще всем мыслящим и искренним христианам, которые в жизни ищут правды Божией и стремятся ее осуществить.
Пусть мой жизненный путь одних сохранит от ошибок, а другим даст две-три полезные мысли. Я буду рад и этому. А свою личную жизнь я считаю давно конченною и мой путь жизненный уже пройденным».
Он уже давно приговорен и знает это, его уже давно наметили убить и это он тоже чувствует, но государственная машина, которая перемалывает людей, имеет свой ход, свою целесообразность и ритм, в ней все идет своим чередом, - нужно накопить побольше бумажек, чтобы выстрел выглядел не как месть, а как справедливое пролетарское возмездие. Видимость законности соблюдается во всем. Следователь ГПУ Нелюбов продолжает свои допросы, изменяя, как написано в инструкции психолога по специальности и чекиста по долгу товарища Демина, слова на их синонимы, меняя их порядок, но оставляя прежней внутреннюю суть каждого вопроса к епископу.
Епископ же решает документировать отношения со следствием, он пишет Нелюбову письмо: «На последнем допросе вы мне сделали упрек, что мое лицо остается в тени». В ответ на это я обещал вам прояснить свое лицо в политическом отношении. Это я ныне исполнил и прилагаю при сем две тетради моей политической исповеди... Еще прошу вас, если я буду, несмотря ни на что, за мои христианские убеждения приговорен к сидению под арестом, то прошу меня оставить где-нибудь в одиночке или в той камере, где я сейчас, на дворе ГПУ. Самое страшное для меня наказание - это слышать ужасающую богохульную брань и сквернословие».
Из далекой азиатской тюрьмы тогда же он пишет письмо в Уфу.
«Письмо к уфимской пастве в годовщину разлуки с ней.
Возлюбленная во Христе паства моя уфимская!
Сегодня исполнился год, как я разлучился с вами. Такова воля Божья! И сегодня вся душа моя в Уфе... Братия мои! Дорогие мои! Вот я и радуюсь сегодня, что несмотря ни на какие преграды, - жизнь церковная, истинная, неподдельная около Уфы постепенно укрепляется и в сердцах, и в умах православных христиан.
Это потому, что мы в Уфе строим церковную жизнь на подлинно церковных, святых началах без всякого политиканства или интриг, или человекоугодничества. Наша жизнь еще полна всяких грехов, но наши цели, наши идеалы безукоризненны и святы. И вот, братия, моя к вам просьба: исполняйте заповедь Христову и любите друг друга и служите друг другу делом, а не словом. Лучшая христианская политика - не заниматься политикой, а только неустанно строить церковную жизнь по великим образцам, указанным в Святом Писании. Запомните это правило и исполняйте его: оно даст вам и мир, и радость, и победу над злом. Святые Апостолы только своим терпением покорили мир Христу, и мы терпением должны строить свою церковную жизнь...».
Не только «Исповедь», всю жизнь свою епископ посвятил возлюбленной уфимской пастве.
Человек высочайшего духовного напряжения, епископ Андрей оставил много проповедей, статей, выступлений, большинство из которых не утратили своего значения и сегодня. Говорил он о самых важных и болезненных вопросах российской жизни. Если коротко суммировать его мысли, они будут выглядеть так.
Всех любить. Избегать слепого подражания чужим нравам, не подражать слепо и всему русскому, поскольку в нашей жизни много недостатков, но помнить о величайшем духовном сокровище русского характера - его всеобъемлющей братской любви и искании вечной правды, стремлении жить по-божьи.
Соблюдать справедливость во всем и ко всем, чтобы все соотечественники в России чувствовали себя истинными гражданами, сознающими свои права и обязанности. Пасынков в отечестве быть не должно, все сыны единой Родины и все свободны.
Не лгать Христу. Стремиться к правде, ибо правда и закон едины для каждого. Не должно быть ни скорбящих, ни озлобленных; чтобы все были радостны и счастливы; чтобы счастливые делились своим счастьем с другими и чтобы правда укреплялась в русской земле.
Никакого епископского величия. Епископа выбирает народ, а не назначает главный церковный вельможа. Священник - первый работник в своем приходе, а приход - важнейшая клетка общественного тела России.
И, наконец, - нравственность власти. Без этической основы немыслима нормальная экономика и невозможно хозяйственное процветание, государство, не осознавшее этого, обречено топтаться в социальных тупиках.
Таковы - если коротко - взгляды уфимского епископа Андрея.
Биографическая справка
- 1872, 26 декабря. Рождение Александра Алексеевича Ухтомского в родовом селе Вослома Арефинской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии.
- 1887. После окончания пяти классов гимназии А.А. Ухтомский поступает в Нижегородский имени графа Аракчеева кадетский корпус.
- 1891. Поступление в Московскую духовную академию.
- 1895. Окончание академии со степенью кандидата богословия, поступление учителем русского языка в первый класс Казанского духовного училища.
- Александр Ухтомский пострижен в монахи с именем Андрей, а затем, рукоположен в иеромонаха.
- 1897-1896. Работа инспектором Александровской миссионерской семинарии.
- 1899. Наблюдатель Казанских миссионерских курсов в сане архимандрита.
- 1907. Назначение первым Казанским викарием по делам миссионерства.
- 1911. Назначение епископом Сухумским.
- 1913, 22 декабря. Назначение епископом Уфимским и Мензелинским. Духовником епископа Андрея является знаменитый епископ Антоний (Храповицкий).
- 1915. Создание в Уфе Восточно-русского культурно-просветительского общества, придерживающегося славянофильского направления. Инициатор создания и председатель - епископ Андрей.
- 1916-1918. Издание в Уфе журнала «Заволжский летописец» под редукцией епископа Андрея.
- 1917. Уфимский епископ Андрей назначен митрополитом Петрограда. Он отказывается от назначения, так как принципиальным для себя считает принцип выборности священнослужителей.
- Епископ Андрей включен в новый состав Священного Синода.
- По инициативе епископа Андрея в Уфе открыт большой приют для солдатских детей-сирот.
- Епископ Андрей стал инициатором создания первого русского церковно-приходского кооператива, открытого при уфимской вокзальной Никольской церкви 1 июля 1917 года.
- 1918. Епископ Андрей избран членом созданного осенью 1918 г. Сибирского временного высшего церковного управления.
- 1919. Епископ Андрей руководит духовенством 3-й армии А.В. Колчака. После разгрома белых он арестован, освобожден в июле 1922 г.
- 1920. Создание в Уфе православного Уфимского братства с задачей: «...Чрез церковное единение славянства идти к единению Вселенской Церкви и будущему VIII Вселенскому Собору».
- 1921. Епископ Андрей назначен епископом Томским, но к месту служения не поехал, продолжает оставаться Уфимским епископом.
- 1925. В молитвенном доме ашхабадской старообрядческой общины Епископ Андрей принял миропомазание от старообрядцев.
- 1926. Возвращение в Уфу, продолжение проповеднической деятельности среди уфимцев.
- 1927. Отозван в Москву и арестован, в заключении находился в Волгограде НКВД (г. Рыбинск).
- 1934. Приговорен к трем годам тюремного заключения, которое отбыл в Ярославской тюрьме.
- 1937. По окончании срока 27 марта вновь приговорен к лишению свободы, 4 сентября - расстрелян.
2.
Епископ Андрей, в миру - князь Александр Алексеевич Ухтомский родился в родовом селе Вослома Арефинской волости Рыбинского уезда Ярославской губернии, в семье председателя уездной земской управы. Происходил он из древнего княжеского рода Рюриковичей. Достоверно известно, что потомок Рюрика в двенадцатом колене князь Глеб Васильевич владел уделом на Бело-Озере, а в шестом колене - князь Иван Иванович Каргопольский получил удел на реке Ухтоме, название которой и дало имя княжескому роду.
В «Общем гербовнике дворянских родов Всероссийской империи» о нем сказано: «Герб рода; князей Ухтомских. В щите, имеющем голубое поле изображены: золотой крест, под ним серебряная луна, рогами вверх обращенная, а в нижней части щита две сереб-ряные рыбы, плавающие крестообразно в реке. Щит покрыт мантиею и шапкой принадлежащими княжескому достоинству».
В роду Ухтомских были воеводы, участвовавшие во взя-тии Казани, в Полоцких походах, служившие стольниками, имевшие другие высокие чины. В годы Смутного времени с шайками самозван-цев около города Хлынова (Вятки) сражался князь Михаил: восемь братьев Ухтомских погибли в бою у местечка Конотоп в битве с поляками и запорожцами.
Князья Ухтомские выступили на стороне князя Хованского в годы раскола русской православной Церкви в семнадцатом веке, и в дальнейшем род Ухтомских неоднократно выражал свои симпатии старообрядчеству. Это - очень существенный штрих к биографии епископа Андрея, родовые традиции скажутся непосредственно на его мировоззрении.
Из рода князей Ухтомских вышел знаменитый зодчий Дмитрий Васильевич Ухтомский, построивший колокольню Троице-Сергиевой Лавры, ставший учителем Баженова и Казакова. Адъютант Нахимова Леонид Ухтомский- из того же именитого рода. Дядя будущего епископа Эспер Алексеевич прославился тем, что совершил кругосветное плавание на корвете «Витязь» и написал книгу «Философия Востока», а его сын Эспер Эсперсвич стал знаменитым ученым-этнографом, дипломатом, путешественником, поэтом и публицистом. Его заслуги высоко ценились при русско-царском дворе, сюда он был приглашен и длительное время являлся камергером - воспитателем и наставником будущего императора Николая II.
Отец будущего епископа Алексей Николаевич Ухтомский десять лет служил на флоте и пожелал, чтобы оба его сына, Алек-сандр и Алексей, учились в кадетском корпусе, который закончил он сам и его братья. После службы на флоте Алексей Николаевич служил в канцелярии Ярославского губернатора, но, обладая неуживчивым характером, вскоре оттуда уволился, чтобы заняться хозяйством в своем родовом поместье в Восломе. Епископ Андрей вспоминал, что «отец ухитрялся так хозяйничать, что аккуратно ежегодно получал убытки и, если случалось ему получить неожиданную прибыль, то он своим работникам выплачивал прибавки».
Мать Антонина Федоровна была полной противоположностью отцу, будучи женщиной идеально доброй, она никогда никого «ни словом, ни делом не обидела и, мало того, - ей приходилось иногда сглаживать и исправлять те резкости в отношении к людям, которые позволял себе отец», - вспоминал епископ Андрей. Накануне своей кончины значительную часть своего состояния она завещала Церкви.
С любовью и признательностью Александр Ухтомский вспоминает свою няню Манефу Павловну, бывшую крепостную, до конца дней жившую в доме Ухтомских: «С ее молитвенного шепота я и выучил свои первые молитвы... Я уже архиереем говорил неоднократно проповеди на темы, заимствованные из мудрых наставлений моей ня-ни».
Александр Ухтомский, старший сын в семье, был очень дружен со своим младшим родным братом Алексеем, будущим акаде-миком, знаменитым физиологом, автором христианской по своей сути психологической теории о «доминанте на другом». Братья вместе росли в родовом имении, вместе учились сначала в гимназии, затем в ка-детском корпусе и, наконец, в Духовной Академии. Алексей Ухтом-ский после пятого класса гимназии поступил в 1887 году в Нижегородский имени графа Аракчеева кадетский корпус.
К решению поступить в Духовную Академию подтолкнуло несчастье в семье - потрясением для братьев Ухтомских стала неожиданная смерть любимого дяди. Соприкосновение со смертью сделало необходимым для продолжения сколько-нибудь осмысленной жизни понять тайну смерти: «И я решил в своей жизни искать ее смысла, искать победы над смертью», - вспоминал позднее епископ Андрей.
Окончательная перемена в судьбе братьев Ухтомских во многом объясняется случайным событием - встречей со знаменитым Иоанном Кронштадтским на волжском пароходе, когда мать Антонина Федоровна везла сыновей на каникулы в родовое поместье. После долгих бесед с Иоанном Кронштадтским на верхней палубе Александр и Алексей приняли одинаковое решение стать священниками.
Будучи студентом Духовной Академии, Александр часто встречался с отцом Иоанном, вел с ним переписку, а позже вспоминал о нем в своих проповедях и статьях. Учился Ухтомский, судя по всему, средне, занимая 33-35 места в переводных списках курса. В протоколах заседаний Совета Академии он, за исключением вступительного экзамена по греческому языку, ни разу не был отмечен среди отличившихся. Но ни разу он не был и в списке задолжников.
Встреча с Иоанном Кронштадтским перевернула и жизнь Алексея Ухтомского, который так же, как и брат, поступил в Духовную Академию, но после ее окончания увлекся наукой и со временем стал выдающимся ученым-физиологом. Брата своего он всегда понимал и поддерживал.
Представив на последнем курсе итоговую работу под названием «О гневе Божием», Александр Ухтомский в 1895 году закончил Московскую Духовную Академию кандидатом богословия и, по высказанному им желанию служить в учебном ведомстве, был направлен в казанское духовное училище преподавателем русского языка. Здесь 2 декабря 1895 года он дает монашеские обеты и принимает постриг с именем Андрей. Прошло несколько дней, и он был рукоположен в иеромонахи. Дальнейшее восхождение по церковным ступеням совершается вполне успешно: в 1907 году мы видим его уже епископом - третьим викарием Казанской епархии, через четыре года - епископом Сухумским и с конца 1913-го - епископом Уфимским и Мензелинском. Здесь - земля его главного служения.
3.
Через сорок лет, на допросах в кзыл-ординской тюрьме следователь Нелюбов никак не мог понять - что же заставило бывшего князя добровольно отказаться от привилегий светской жизни? Епископ Андрей отвечал, что ушел из своей среды потому, что кроме глупости и беспринципности в этой среде почти ничего не видел и оттого стремился бежать от греха, что особенно его поражал разврат лжеинтеллигентного общества.
«По дороге, во время этого бегства, - письменно отвечал епископ следователю, - мне встретились два огромных русских мыслителя: А.С. Хомяков и И.С. Аксаков. Эти два мыслителя определили всю дальнейшую мою жизнь, даже до 1928 года. Хомяков - это русский гений религиозной и философской мысли. Аксаков не гений, но очень крупный талант, великий мастер русского слова. И оба они - и Хомяков, и Аксаков - были величайшими патриотами, жестоко бичевавшими отечественные пороки... Эти два мыслителя вполне и навсегда пленили меня».
Епископ Андрей прибыл в Уфу в середине февраля 1914 года. Вскоре в местном епархиальном вестнике появилась новая рубрика «Письма к пастырям Уфимской епархии». Всего их было напечатано сорок одно, затем письма вышли отдельными изданиями. Было много статей подобного характера и помимо этой рубрики, они публи-ковались и в уфимской, и в столичной прессе, вызывая неоднозначную реакцию и оценки, вплоть до предложений сместить епископа, отправить его «на покой».
Опора мировоззрения уфимского епископа Андрея лежит в основополагающих идеях православия и философии славянофильства, но не ограничивается ими. С какими же мыслями и словами обращается епископ в предреволюционные годы к народу и священникам? Обозначим основной круг проблем и вопросов, определяющий его взгляды.
Современная Церковь, говорил епископ, не выполняет своих задач, не способна на это в силу почти полного своего разложения от высших до низших звеньев, от абсолютного отсутствия деятельности основной единицы церковной жизни - прихода. Если Церковь еще жива, считает епископ, то лишь благодаря отдельным личностям и: числа священников и мирян, посвятивших свою жизнь религиозно-нравственному подвигу. В середине девятнадцатого века - это славянофилы, в первую очередь Алексей Хомяков и Иван Аксаков в начале двадцатого - Иоанн Кронштадтский. Среди современников епископ выделяет также церковного историка и философа архиепископа Антония (Храповицкого) и архимандрита Кирилла (Васильева), настоятеля Воскресенского монастыря Новгородской епархии.
В жизни русского православия синодального периода епископ Андрей не видит почти ни одного светлого пятна. Подобное положение дел он объясняет исторически сложившимися обстоятельствами - реформаторской деятельностью Петра, учредившего высшее церковное управление, синод, как одно из ведомств государственной, власти. В результате священники превратились в «требоисправителей», а высшие иерархи - в государственных чиновников, недоступных ни мирянам, ни младшему клиру. Роскошные выезды архиереев в сопровождении полицейских исправников в близлежащие от епархиального центра приходы не могут удовлетворить религиозные запросы людей, отдаленные приходы часто вообще не подозревают о существовании епископов и митрополитов.
Сознание царящего зла и невозможности оказать ему противодействие гасит активность духовенства, вызывает безразличие со стороны священников к нуждам верующих и равнодушие к выполнению своих обязанностей в храме. Служба превращается в формальность, лишенную свою притягательной и воспитывающей силы. Происходит «обезверивание прихожан» и потеря авторитета священников. Из-за того, что духовная жизнь в рамках официального православия не удовлетворяет верующих, растет тяга к старообрядчеству и разного рода сектантству.
В речи, произнесенной в Уфимском земском собрании в октябре 1915 года, епископ Андрей охарактеризовал положение как бедственное: «...и сверху, и снизу с одинаковой энергией изгонялись все наиболее энергичные, яркие духовные мыслители и деятели... И стали у нас пророчествовать лжепророки... хотя и нет книжников и фарисеев, но зато сидят молчальники, далекие от жизни и не понимающие жизни, а потому и не могущие быть руководителями ее». Таким образом, с одной стороны епископ говорил о подчиненности Церкви интересам государственной политики, а с другой - об инертности духовенства и отсутствие приходской деятельности, которые в совокупности ведут к развалу церковно-общественной жизни.
Чтобы еще более подчеркнуть трагичность нынешнего положения, он обращается к примеру старообрядчества: «Почему... наши раскольники несравненно устойчивее и сильнее в культурном отношении? Именно потому, что раскольники живут приходскою самоопределяющейся общиною, а наша деревня влачит свое существование только по распоряжению начальства. Раскольническую общину объединяет любимый храм или часовня, а нашу православную деревню объединяла до последнего времени казенная винная лавка...»Центром и ядром возрождающейся общественной жизни православных людей, по словам епископа Андрея, должен стать, с одной стороны, пользующийся доверием людей священник, вся жизнь которого должна стать примером служения идеалам христианства. С оскудением нравственного содержания жизни его обязанности возрастают; именно на него возложена обязанность стать проводником людей по жизненным тропам. Как пишет епископ, «дело пастыря заполнить опустошенную душу святым содержанием», отсюда - основной принцип служения: «Первым признаком доброго пастыря нужно считать полное нравственное его объединение с приходом, когда пастырь живет горем и радостью своей паствы. Как мать переносит свои радости на детей и птица на птенцов своих, так и священник должен отказаться от личной жизни для паствы...».
Епископ рассказывает, как он шел однажды зимой, задумавшись. «Ветер, снег порошит. Слышу жалобный голос человека: «Подайте Христа ради! Подайте Христа ради!». Я иду дальше со своими мыслями. Вдруг останавливаюсь. Поворачиваю назад. Подхожу к нищему. Это не старый еще человек, просящий ради Христа. Даю ему деньги, которые имел при себе. И вдруг все прохожие стали останавливаться возле бедняка и класть монеты в его замерзшие руки. Как я мог пройти мимо просящего у меня малой помощи! Я был занят своим. Дал я - и все прохожие стали давать этому нищему». Личный пример, личное подвижничество священника и в большом, и в малом - главный аргумент и способ убеждения окружающих людей.
Говоря о проповеди, произносимой в храме, епископ подчеркивал, что главное не столько в особой к ней подготовке, что следует, прежде всего, вдохновляться святым писанием и молитвой - тогда слова сами придут. Главное, о чем нужно помнить, что «душу... будит и укрепляет не слово, а чувство». Епископ предостерегал священников, напоминая им о трудностях работы - «мы должны нести свой крест... неблагодарность паствы, вражду родных, противодействия властей, козни и помехи от сотрудников...»
Епископ Андрей не ограничивался негативной критикой нынешнего положения Церкви. Опираясь на идеи славянофилов А. Хомякова и И. Аксакова, проповеди Иоанна Кронштадтского, он выдвинул конкретный план восстановления истинно-православной жизни и начал его воплощать на деле в пределах Уфимской епархии.
Главная его альтернатива современной безнравственной жизни - в возрождении городских и сельских приходов для охраны в народе нравственных идеалов, церковно-религиозного быта и подъема материального уровня. Епископ требовал вмешательства духовенства в общественную жизнь, он говорил, что священник обязан вносить духовное начало во все сферы жизни прихода, в состав которого должна входить школа, больница, богадельня, библиотека, ремесленное училище и другие учреждения. Именно священник является связующим звеном с внешним за пределами прихода миром и возглавляет приходские отделения общественных организаций государственного масштаба.
Но обладание подобной духовной властью требует полной самоотдачи и высоконравственной жизни. Значит, священник должен пользоваться абсолютным доверием прихожан, а поэтому, делает вывод епископ, люди имеют право выбора и смещения своего пастыря. Этому моменту епископ придавал особое значение и подробно разработал рекомендации акта избрания священников, ввел этот демократический принцип повсеместно на территории Уфимской епархии с лета 1916 года.
Предварительно им были опубликованы «Правила для избрания настоятелей храмов Божиих Уфимской епархии», где епископ писал: «решаюсь просить вашей, братие, помощи в выборе и отыскании таких добрых пастырей, таких рабов Господних, которые были бы приветливы ко всем, учительны, незлобивы, наставляли бы всех с кротостью, чтобы были образцом в слове, в жизни, в любви, в вере, в чистоте».
План возрождения приходской жизни отличается четкостью и продуман до мелочей. В сфере общегосударственного устройства приход рисуется как самостоятельная юридическая единица, пользующаяся широкой автономией во всем, что касается ее внутренней жизни. Епископ идет еще дальше и рисует картину человеческого общежития в России как союза православных и мусульманских приходов, объединенных вокруг своих храмов.
В целом, концепция епископа Андрея стала практической разработкой идеологических построений русского славянофильства, в первую очередь А. Хомякова и И. Аксакова, но с более ярко выраженным теократическим оттенком, с опорой на «свойства русского характера». Многие черты русского характера определяются именно православием, говорит епископ. «Все народные начала, которыми мы восхищаемся, почти сплошь выросли из православия», - цитирует он Достоевского. Среди черт русского характера - доверчивое смирение с судьбой; любимые русские святые - смиренно-кроткие (не безвольные!) старцы-молитвенники. Русские всегда одобряли смирных, смиренных. Еще одна черта - сострадательность, готовность помочь другим, способность к самопожертвованию, самоосуждению, раскаянию, даже преувеличению своих слабостей и ошибок. Великодушие, как говорил Достоевский, «русские - люди непрочной ненависти, не умеют долго ненавидеть». Еще - открытость, прямодушие, несметность, естественная непринужденность, простота в поведении. Широта характера, размах решений, природная талантливость, «широкий, всеоткрытый ум». Отзывчивость, способность все понять, уживчивость, легкость человеческих отношений, когда чужие за минутную встречу могут почувствовать себя близкими. Отсутствие погони за внешним жизненным успехом, за богатством, довольство умеренным достатком. Но если цель жизни - не материальный успех, то - в чем она? Современное заблудившееся человечество не дает вразумительного ответа, говорит епископ, цели его затуманилась, люди все более живут, чтобы лишь просто жить, бессознательно и механически.
4.
В политическом отношении епископ - сторонник кадетов, выступающих за свободу вероисповеданий. Он один из немногих иерархов Церкви, который в уфимской, московской и петроградской печати открыто выступает против Григория Распутина, предупреждает царя, что тот ввергнет Россию в беду и кровопролитие.
Директор департамента полиции С.П. Белецкий в своих показаниях специальной комиссии Временного правительства вспоминал, что постоянные выступления епископа против Распутина, а также организация им экономически самостоятельных и общественно чрезвычайно активных приходов в Уфе и ряде сел Уфимской епархии вызвали резкое раздражение митрополита Питирима и кружка фрейлины императрицы А.А. Вырубовой. «И был поднят вопрос об устранении его от епархиального управления. Вопрос этот не получил дальнейшего осуществления единственно из-за боязни раскола, который мог бы последовать после удаления на покой епископа Андрея, так как святой Синод опасался как публичных выступлений со стороны самого епископа с объяснением причин его ухода, так и поддержки прессы, всегда благожелательно относившейся к деятельности уфимского епископа Андрея».
В 1916 году в Уфе создается Восточно-русское культурно-просветительское общество, на заседании епископа избирают председателем. При обществе епископ основывает журнал «Заволжский Летописец».
Об издании журнала позже он так расскажет в своей «Исповеди»: «...с 1916 г. я состоял в Уфе председателем Восточно-Русского культурно-просветительного общества. Это общество издавало свой журнал «Заволжский летописец». Этот журнал не изменял своего направления ни в 17-м году при республике Керенского, ни при большевиках в 18-м году, ни при Колчаке в 19-м году. Мы говорили только правду, и эту правду мы говорили нашим читателям всех направлений. Мало того, этот журнал и печатался в 18-м году в большевистской типографии».
В воспоминаниях различных людей об этом периоде деятельности Ухтомского в Уфе - безграничное к нему доверие, уважение и любовь. Так, в одной из своих повестей писатель Борис Четвериков, уфимец родом, вспоминает о том, как ради восстановления справедливости епископ Андрей идет даже на нарушение некоторых церковных традиций. Школьный инспектор довел постоянными придирками гимназиста до самоубийства; все уфимцы были этим происшествием взволнованы, но встал вопрос о том, где хоронить юношу. По церковным правилам самоубийц хоронят только за оградой кладбища. Губернатор отправился к епископу. «Местный архиерей был строгих правил, у прихожан он пользовался уважением еще и потому, что был из рода князей Ухтомских и принятие духовного сана было связано у него с какой-то личной драмой... - пишет Четвериков. - Архиерей сочувственно выслушал губернатора. Неверие разъедает наше общество... Упадок нравственности... - сетовал он. - Так как же нам быть, владыка? - Я бессилен! - развел руками архиерей. - Но... я могу ничего не знать... Представьте, например, что я в отъезде... Единственно, могу обещать, что священник, который совершит отпевание, не будет наказан». Гимназиста Алфеева похоронили со всеми церемониями, какие полагались».
Знаменательна реакция уфимского земства на обращение к ней епископа с просьбой оказать финансовую помощь церковноприходским школам. В предыдущие годы земство всегда отказывалось поддерживать эти школы, но призыв владыки Андрея к единению земства с Церковью в деле народного воспитания был расценен как редкое явление, «едва ни единственное в России со времени введения земства». Фигура епископа «настолько привлекательна и снискала такую глубокую симпатию среди местного общества», что земские деятели Уфы высказывают радость, что в столь тяжелое время во главе епархии встал по-настоящему нравственный человек, и, надеясь на дальнейшую плодотворную работу с ним, ассигнуют требуемую сумму. Так же поступают земства Златоустовские, Стерлитамакское и другие.
5.
Как и чем жить простым людям в эпохи социальных катастроф и гибели царств? Как сохранить себя, цельность личности, как уберечь нравственность семьи, как спастись от бедности и остаться духовно свободным?
Уфимский епископ не только думал и говорил об этом в эпоху развала государственности, но и пытался создать в Уфимской губернии подобие православной республики с приходскими кооперативами.
В атмосфере революционного брожения в Уфе епископом Андреем принимаются документы, которые должны укрепить силу православия в народе. Им утверждается «Устав союза уфимского духовенства по организации приходской жизни», который стал основой деятельности по объединению всех верующих людей. На специальном съезде разработан Устав «Союза Уфимского духовенства нравственной и материальной взаимопомощи», а в апреле 1917 года принят проект «Устава православных приходов Уфимской епархии».
«Уфимский проект», как называли его столичные газеты, определял задачи прихода, его юридический статус, внутреннюю структуру, обязанности и права его членов, объединившихся с целью «наилучшего устроения религиозно-нравственной, культурно-просветительной и общественно-экономической жизни». В основе всего - идеи выборности и свободного волеизъявления. Высшим органом управления приходской жизнью становится собрание, членами которого являются все прихожане, достигшие восемнадцати лет. Собрание обсуждает основные проблемы и избирает подотчетный ему совет, члены которого распределяют между собой обязанности и выбирают председателя. Все должности являются выборными.
Уфимский Устав документально оформил накануне революционных потрясений главные идеи епископа о возрождении православной жизни. Устав написан очень просто, доступно, он служит для верующих своего рода руководством к действию - возрождению жизни самостоятельного прихода, где нет классового и национального разграничения, а есть союз людей, объединенных любовью и делом строительства своей жизни.
Большевистской идеологии, говорит епископ в «Уставе», необходимо противопоставить идею христианского социализма. В то время, когда государство разваливается, церковно-общественная жизнь почти прекратилась, «церковь, как храм, интересует только каких-нибудь старушек... сама церковная молитва обратилась теперь только в служение молебнов и панихидок». Восстановление религиозной жизни видится епископу как альтернатива разрушительному большевизму.
Голос уфимского епископа в пору катастроф становится все долее трагичен: ждать более невозможно, необходимо немедленно, не откладывая, устраивать приходскую жизнь, уединяться в ней, чтобы спасти остатки веры и нравственности, чтобы выстоять в эпоху всеобщего разрушения. Всем верующим нужно временно обособиться, воздвигнуть ограду вокруг религиозной общины, и, не допуская растлевающего воздействия современных событий, устроить местную автономию, основу которой составит нравственное воспитание и самостоятельная хозяйственная жизнь.
Епископ дает конкретные указания: немедленно переписать всех прихожан Уфимской епархии, утвердить местные уставы и организовывать при церквях хозяйственные кооперативы. Священники обязаны возглавить эту работу, а если кто-то из них чувствует свою неспособность к этому, он должен добровольно сложить свои обязанности и передать их в руки достойных мирян. В журнале «Заволжский летописец» появляются соответствующие статьи, где разрабатываются вопросы приходского хозяйства, которое должно строиться не столько на добровольных пожертвованиях, сколько на устройстве кооперативных коммерческих предприятий, где епископ, ссылаясь на древнюю традицию, напоминает, что одной из главных задач дьяконов являлось руководство хозяйственной жизнью приходской общины. Церковные приходы в период развала страны, по мысли епископа, должны стать бастионами, где сохранится и укрепится здоровое зерно нравственной жизни, чтобы в благоприятный момент дать ростки новому возрождению России.
6.
Февральскую революцию 1917 года епископ приветствовал, видя в ней возможность освобождения Церкви от государственной опеки. Революцию он предвидел, о невозможности существования царского режима в том виде, каким он являл себя в XX веке, епископ писал задолго до 1917 года. В духе славянофилов А. Хомякова и И. Аксакова епископ Андрей оценивал русский царизм не как привилегию на господство, а как обязанность исполнения тягот управления государством, наложенных на семейство Романовых русским народом. Но режим не сумел удержаться на высоте поставленной перед ним некогда задачи, погряз в беспринципности и безнравственности. Непонимание экономических и политических интересов России, игнорирование духовных запросов общества, падение авторитета двора вызвали революции и гибель режима. «Самодержавие русских царей выродилось сначала в самовластие, а потом в явное своевластие, превосходившее все вероятия».
В марте 1917 года епископ отправляется из Уфы в Петроград, затем - в прифронтовую полосу рядом с Двинском и Ригой, в войска, где он служит и проповедует. Народные настроения производят на него удручающее впечатление. Он видит всеобщее озлобление, духовную опустошенность людей, признаки наступающей анархии.
Когда епископ возвращается в апреле 1917 года в Петроград, на вокзале ему встречается носильщик, который говорит, - «Вильгельм послал против французов и англичан всю армию, а против нас, дураков, одного Ленина в запечатанном вагоне». В уфимском журнале «Заволжский летописец» епископ позднее напишет, что, к сожалению, носильщик прозрел эту правду ранее министров Временного правительства. «Немцы вместо войск напустили на Россию только одного нашего симбирского помещика Ленина, а Ленин окружил себя явными предателями - разными Бронштейнами, хамкесами и нахамкесами, которые и разрушают Россию», - пишет епископ. Большевизм несет гибель России - эту мысль он теперь повторяет в «Заволжском летописце» постоянно.
Страна темна, а человек в ней светится.
Авторитет епископа Андрея среди церковных иерархов растет и его назначают на пост митрополита Петроградского. Но, к полной неожиданности высших церковных иерархов, уфимский епископ от высокого поста отказывается и остается в Уфе. Он является сторонником выборности духовных лиц, это его принципиальная позиция!
Уже будучи в эмиграции в Париже, знаменитый митрополит Евлогий писал в книге «Путь моей жизни», что епископ Андрей «прогремел на всю Россию... своей принципиальностью». Среди церковных иерархов многие смотрят на него, как на святого. Вскоре епископа Андрея включают в новый состав Святого Синода.
В посвященной епископу Андрею статье «Епископ-демократ», напечатанной в 1917 году в «Уфимском Вестнике», Н.Н. Брешко-Брешковский приводит слова епископа о том, что после его встречи с А.Ф. Керенским они «нашли общий язык», что между ним «и министром-социалистом создались какие-то общие нити». Ухтомский поддержал курс Временного правительства на продолжение войны. В начале августа он опубликовал «Открытое письмо министру-председателю А.Ф. Керенскому», в котором писал, что «теперь мы переживаем... сплошное распутинство... Нужна сильнейшая власть! Но эта власть должна быть в руках людей, понимающих «религиозную психологию народа». Ухтомский предлагал Керенскому идти «прямо в народ и к народу», опираться на «людей беспартийных и непременно верующих», «народность министров и любовь их к родине немедленно почувствуется народом, и Россия будет спасена!».
На московском Государственном Совещании епископ выступил с речью, в которой советовал создать беспартийное «министерство спасения отечества», пообещав, что оно получит благословение открывающегося в августе Всероссийского церковного Собора, а в сентябре 1917 года он высказался за прекращение любых контактов с государственными органами Российской Республики, считая, что ими ведется антицерковная политика. Вскоре он был выдвинут от Уфимской губернии кандидатом в члены Учредительного Собрания.
Церковную республику, христианский социализм, который он исповедует, некоторые столичные газеты называют «церковным большевизмом». Епископ же говорит, что не творя зла, не совершая насилия, не проливая крови, объединение церковно-приходских советов приведет Россию к миру, благоденствию и гражданскому согласию. Как это должно выглядеть на деле? Экономическая основа - церковные кооперативы. Да, такие, как в Уфе.
1 июля 1918 года при Никольской железнодорожной церкви Уфы открывается первый в России церковный кооператив. Епископ Андрей выступает перед прихожанами: «В вашем приходе открылся первый кооператив, первый союз взаимопомощи: впервые церковная любовь проявляется в заботе об экономической жизни нуждающейся братии. Сегодня мы осуществляем великий завет святых церковных дьяконов, данный церковному обществу: «пещись о столах», то есть заботиться обо всех несчастных и бедных, никогда не покидать их, чтобы церковное общество разрослось в целое древо, в святую семью из всего народа вместе с духовенством».
Именно всего народа, и тогда станет ясной картина республики России. Религиозный приход - это семья, приход объединяется с приходом, семья разрастается, заполняет все отечество, в ее двери стучится и просит приюта отбившаяся от народа, маловерная и потому несчастная интеллигенция.
Начало уже положено в Уфе, за нею - вся Уфимская губерния, потом вся Россия покроется семьями церковных кооперативов и огромная страна станет одним приходом-кооперативом-семьей. И тогда России невозможно будет узнать. Она станет республикой и по форме, и по содержанию».
В ноябре после Октябрьского переворота епископ Андрей писал в «Заволжском летописце»: «Родина наша, весь русский народ, сбитый с толку, переживает ныне последние недели своего бытия. Кончается одна страница русской истории и начинается страшная другая».
Это событие епископ первое время оценивал как заговор германского Генштаба и призывал бороться с немецко-еврейским заговором, орудием которого являлся, по его мнению, большевизм. На заседании Правления Советов церквей Уфы в декабре 1917 года епископ прямо говорит о себе, как о стороннике отделения церкви от государства.
С первых дней революции он заявляет, что наконец появилась возможность избавиться от позора, гнетущего русское общество на протяжении двух с половиной веков - раскола Церкви. Старообрядчество, считает епископ, явилось следствием самодержавной политики начала восемнадцатого века, именно гражданская власть осуществляла гонения, в которых Православная Церковь не повинна. Ныне, надеется он, забыв старые обиды и разногласия, Церковь должна объединиться. Именно старообрядчество вылечит православие.
Искренность его намерений не вызывает сомнений у старообрядцев: «мы знаем уфимского епископа Андрея как искреннего церковника, любящего старообрядчество, но он одинок среди своих собратий, он, к несчастью, - исключение».
Это так, исключение. Шаги епископа к единению Церкви подвергаются нападкам, «Московские ведомости» называют его впавшим в ересь.
Епископ предупреждает, что началось разрушение русской культуры, русского искусства, русского образования. В «Заволжском летописце» он гневно пишет о том, как «...в Москве, в октябре 1918 года русские марксисты, по-русски ничего не видящие далее своего носа, разрушали свои национальные школы, а в это время еврейские марксисты огромными буквами печатали объявления на всех московских улицах: «Открывается частная еврейская гимназия. Главные предметы обучения: Закон Божий, История еврейского народа».
Но вину епископ предлагает искать прежде всего в себе. Говоря о работе уфимского Восточно-русского культурно-просветительного общества, Ухтомский говорит о том разочаровании, которое испытывают его члены, сталкиваясь с неумением и нежеланием русского народа дорожить своими культурными сокровищами. В этом он видит одну из причин двух русских революций - февральской и октябрьской. В статье «О русской культуре и русской некультурности» он говорит о двух критериях, по которым измеряется «культурность народа». С одной стороны, это количество культурного народного богатства, а с другой - степень преданности народа своей истории, «заветам родной старины».
«Прилагая эту мерку к русскому народу, как можно определить его культурность? - спрашивает епископ. - Имеется ли у русского народа в его истории, искусстве, литературе, поэзии что либо ценное, достойное внимания и охраны? Да - сокровища русского народа в этом отношении великолепны и многочисленны: как древняя русская культура, так и новая чрезвычайно богаты по своему содержанию; и поэзия русская, и искусства могут составлять предмет зависти для других народов и племен.
Но культурен ли наш народ в том смысле, что дорожит своими собственными родными духовными ценностями? В этом отношении, к великому сожалению, мы должны согласиться с теми, кто признает многих русских людей глубоко некультурными.
В этом отношении русский народ можно признать каким-то печальным исключением из общего правила: мы плохо знаем свое народное богатство, многое из него растеряли, и вообще всем своим народным достоянием мало дорожим. И чувашенин, и черемисянин и тем более мусульманин-татарин глубоко проникнуты своим бытом и любят его, - это ближайшие соседи уфимских великороссов; а сами великороссы поразительно не дорожат собою и своею жизнью...».
7.
В январе 1918 года епископ Андрей, чтобы лучше понять происходящее, сам приходит в Уфимский Совет рабочих депутатов. Он поражен тем, что увидел.
Как вспоминал он позднее, встретил он настоящих праведников, всецело преданных идее устроения счастья на земле. Но их искренность и самоотдача благородным идеалам, говорит епископ, сочетается с приверженностью к жесточайшим методам их воплощения. Он констатирует: апостолы нового мира ведомы преступной антирусской и антипатриотической рукой, но в силах православия вернуть их на путь любви и истинного социализма.
В январе 1918 года на заседании Восточно-русского культурно-просветительского общества епископ, как его председатель, допускает, вопреки протестам многих присутствующих, выступление двух большевиков. Послушав их и задав вопросы, он выносит заключение, что это совершенно русские люди, честно заблуждающиеся и ведомые преступниками. Он выражает уверенность в возможности исправления большевиков. В своих проповедях и статьях епископ даже признает определенную логичность революции, как протеста против неправды и насилия, но считает, что в революции слишком велик элемент злобы и мести.
Он противопоставляет два типа саморазвития общественного человека - эволюционный путь, и путь революционный. Мир природы для него от начала до конца эволюционен, природа человека на том и строится, но в стремлении к бесконечному перераспределению жизненных благ человек революционен. Результаты же революций, в отличие от эволюции, говорит епископ, непредсказуемы во всех смыслах. Любое перераспределение должно непременно закончиться всеобщим сокращением потребностей и нищенством, лишенном принципа разумной экономии. Политика неизменно выдает себя за великое новшество, на самом же деле в революции проявляет себя не столько новизна, сколько древняя эгоистическая страсть борьбы за власть, за материальные блага, которая, в конце концов, ведет к замене одного эгоизма другим, ничуть не лучшим.
В статье «О власти императорской и советской», опубликованной в Уфе в 1918 году, Ухтомский вновь высказывается резко против большевиков. Советская власть, по его мнению, вновь утверждает деспотизм как форму государственного управления. Он обвиняет новую власть в том, что она направлена против народа, Церкви и не способна установить порядок в стране и сохранить целостность Российского государства. Он выступает против декрета Совета Народных Комиссар об отделении церкви от государства и школы церкви, считая, что этот декрет ограничивает воздействие православия на общество. Наконец, против заключения Брестского мирного договора, ибо русские земли по нему отдаются Германии.
1 июля 1918 года, за несколько дней до ухода 5-ой Красной армии из Уфы, епископ Андрей заявил, выступая в Воскресенском кафедральном с оборе, что «большевизм призывал богатых помочь бедным. И в этом он вполне прав. Единственную ошибку он допустил в том, что средством для достижения этой цели он признал насилие. Но никогда нельзя сделать добра дурными средствами. Если большевизм, хотя и имея хорошую цель, принципиально признав для осуществления дурное средство - насилие, превратился в сплошное злое безобразие».
В Сибири епископ руководил духовенством 3-ей армии А.В. Колчака. Крушение Советов представлялось ему тогда делом времени. В ставке Ухтомский думал о республике, а в чехах видел братьев-славян, пришедших чтобы открыть перед Россией новые пути, спасти от немецкого порабощения. Своей безрелигиозной антихристианской сущностью большевизм был ему отвратителен, но в политических симпатиях епископ подчас очень наивен - братья-славяне не задумываясь покупают себе право вернуться на родину ценой головы захваченного ими адмирала Колчака.
После разгрома колчаковцев в 1920 году Сибирь стала советской, а Ухтомский впервые оказался тюрьме. Как руководитель духовенства колчаковской армии, участник сибирского Поместного Собора, член учрежденного Собором временного Высшего Церковного Управления он взят под стражу. Но вскоре его дело прекращают, самого его освобождают и решают «направить в Уфу с тем, чтобы там он находился под надзором самих верующих, которые в случае нарушения им принятых на себя обязательств будут отвечать, как его соучастники».
8.
С 1920 года до расстрела в Ярославской тюрьме в 1937 году на свободе епископ провел менее трех лет. В справочнике «За Христа пострадавшие. Гонения на Русскую Православную церковь 1917-1956» его биография пестрит словами «арестован», «осужден», «вызван», «отправлен», «в заключении», «запрещен», «приговорен». Епископ Андрей постепенно стал казаться сам себе предметом, собственностью советской власти, которым она распоряжается без его ведома, как вещью, перевозя его по своему усмотрению из города в город, из тюрьмы в тюрьму, из камеры в камеру. А власти все собирают, все копят на епископа бумаги, подшивая их в толстые тома, создавая собрание сочинений проступков епископа Андрея Ухтомского.
Уфимские чекисты епископа давно ждут. Мерзнут у церквей и возле женского монастыря секретные сотрудник: им приходится выстаивать и утрени и обедни, на улицах - вглядываться в каждое бородатое лицо. Некоторым он уже начинает мерещиться. Так, некоему осведомителю Смелову показалось, что епископ Андрей со стороны улицы Большой Ильинской (ныне ул. Фрунзе) «проходил по направлению Старой Уфы». Куда проходил? Предположение: епископ скрывается в Благовещенском женском монастыре на Усольской горе. Агентура под видом странствующих иноков засылается туда немедленно, но безуспешно. Поразмыслив, инструктор «бюро разведки» сообщает заведующему оперативным отделом Уфимского губчека, что осведомитель Смелов обознался, так как не знает епископа в лицо, а по его сведениям епископ находится в городе Омске, откуда в Уфу еще не выезжал.
Сведения он сообщает верные - несмотря на то, что дело епископа прекращено, Омское губчека в марте 1921 года вновь заключило его в каземат.
Из Москвы в Уфимское губчека идут телеграммы: «Уфимский епископ Андрей зпт князь УХТОМСКИЙ зпт назначен Тихоном членом синода зпт примите меры собирание обвинительного материала о его работе Колчаком зпт которых пустите в разработку тчк». На документе стоит резолюция председателя Уфимского губчека Галкина: «...Материал собрать в кратчайший срок вполне исчерпывающий личность Андрея как сподвижника Колчака». Вскоре Галкин сообщает московским чекистам: «Согласно постановления Президиума Уфгубчека препровождается Вам дело об Уфимском епископе Андрее на распоряжение». Вслед за бумагами в Москву под конвоем отправляют и самого епископа.
Формально он был арестован в феврале 1922 года за произнесение проповеди, в которой призывал крестьян организовываться в крестьянские союзы. Небольшая атеистическая брошюрка, вышедшая в Уфе в шестидесятые годы рассказывает об обстоятельствах ареста епископа.
«Годы ничему не научили матерого врага Советской власти. Вернувшись в Уфу, Ухтомский пытается каждую церковь превратить в оплот контрреволюции. Уфимские чекисты пристально наблюдали за деятельностью епископа. Они собрали полновесный материал о его антисоветских выступлениях, о том, что он - глава, вокруг которого собираются все недруги Советской власти.
Становилось ясно: арест Ухтомского неизбежен. Получена телеграмма из Москвы: «Проведите тщательную операцию с арестом епископа Андрея князя Ухтомского». В кабинете собираются все оперативные работники Губчека. Был тщательно разработан план операции. Исходили из того, что вечером на квартире епископа соберутся многие из высоких духовных лиц, наиболее влиятельные из бывших купцов, торговцев...
Вечером все участники операции заняли свои места вокруг резиденции епископа. Наблюдают, как сюда прибывают все новые и новые гости. Начальник отдела И.В. Полянский с группой чекистов входит в зал. За длинным столом со всякой снедью и питьем внушительное общество. Чекисты просят всех остаться на местах. Предъявляют ордер на арест и обыск... Епископ встал из-за стола последним. А через несколько дней Ухтомский под охраной уфимских чекистов был доставлен в Москву».
В ожидании суда епископ находится в Бутырской тюрьме семь месяцев. У него высокая температура, кашель, но в больницу его не помещают Дело епископа изучают два следователя сразу - Тагальницкий и Ильин. Московским революционным трибуналом в августе 1922 года он освобождается без суда «за недостатком улик».
В то время, пока епископ сидел в Бутырке, Московского Патриарха держали в трибунале, а в дни, когда епископ Андрей выходит на свободу, в окрестностях Петрограда расстреливают митрополита Вениамина (Казанского) и трех его сподвижников. В 1922 году убиты сотни священнослужителей. Почему же уфимского епископа оставили в живых?
Церковные историки на этот вопрос отвечают так. Следователи ЧК, хорошо осведомленные о независимости епископа Андрея во многих вопросах церковной жизни, о степени его влияния, «придерживают» его как очень сильную фигуру в шахматной игре против Церкви. Кто еще, кроме епископа Андрея, может писать Патриарху и указывать ему на ошибки? Значит можно двинуть, к примеру, знаменитого уфимского епископа против Патриарха или поставить его во главе еще одного церковного направления. Потому что, чем больше будет ответвлений в православии, тем скорее оно испустит дух.
Так, или приблизительно так рассуждают на Лубянке мастера комбинационной игры. Не учитывают они лишь того, что столкнулись с человеком, для которого мысль об измене Христу недопустима. Что-то в результате не срабатывает, и в феврале 1923 года епископа отправляют в ссылку в Туркестан. За три года ссылки он увидит Ташкент, Педжент, Ашхабад. Проходя по пыльным улицам конвоем или из окна тюремной камеры.
Патриарх московский Тихон считает уфимского епископа величайшим церковным подвижником и предоставляет ему право избирать кандидатов для возведения в сан епископа и устраивать их тайные посвящения-хиротонии. В 1922-1928 годах епископ Андрей явно и тайно поставит ряд архиереев. Так, будучи в Ташкенте, он постриг в монахи с именем Лука знаменитого хирурга Войно-Ясенецкого и вскоре отправил его в таджикский городок Педжикент к двум жившим там ссыльным архиереям с тем, чтобы они хиротонисали Луку во епископа.
Оказавшись во время ссылки в тюрьме, он тайно отправляет в 1924 году письмо Патриарху Тихону.
«Ваше Святейшество! ...Ваш арест в свое время наполнил сердца верующих тревожною скорбью в тягчайший период истории Русской Церкви, оставшейся без какого бы то ни было руководства. Год тому назад вы были освобождены. Вы сознались в своих ошибках против Соввласти. И верующие напряженно стали ждать от вас, главы Церкви, активной деятельности по определенной программе и без повторения ошибок. «Живая церковь» разлагает совесть народную, возбуждая раздражение масс на религиозной почве. Сотни пастырей по явно ложным доносам, по явной клевете арестованы, остались верны своему долгу и томятся в ссылках и тюрьмах. Что же сделали вы, Ваше Святейшество, для оздоровления церковной жизни? Общий голос и епископов и мирян: за год не сделано ничего.
Вы окружаете себя архиереями, неизвестными даже для их собственной паствы; вы по-прежнему не знаете никакой программы устроения церковно-общественной жизни; и по-прежнему вся ваша деятельность выливается в торжественное богослужение. Но, Ваше Святейшество, те розы, которыми усыпают ваш путь московские богомольцы, не могут считаться признаком торжества православия и нисколько не успокаивают народной совести...
Святейший владыка, умоляю вас, скажите твердо, что нужно кому делать и благословите всех на устроение, доброй народной жизни. Благословите жить радостно во славу Божию, а не только умирать неизвестно почему капризу...
Грешный епископ Андрей, Уфимский по избранию и Томский по распоряжению Вашего Святейшества.
7-я камера, Туркестан, ГПУ».
Тюрьма и ссылка его не меняют. Его идеализм - христианский, а, еще со времен первохристиан тюремные стены такому идеализму не страшны.
Вину официальной православной Церкви перед старообрядцами он чувствовал всегда, не раз об этом говорил и писал. Летом 1925 года в Ашхабаде в молитвенном доме старообрядческой общины епископ Андрей, не отказываясь от канонического православия, принял миропомазание от старообрядцев, став, таким образом, «православным старообрядцем». Это был не шаг отказа или «перехода» из одной церкви в другую, а шаг к объединению двух русских церквей, совершенно естественный для его духовных исканий. Оставаясь православным епископом, он стал епископом и для старообрядцев.
9.
В конце 1926 года епископ Андрей возвращается в Уфу. С радостью и любовью встречают его верующие. Некоторые же священнослужители относятся к епископу враждебно, поверив справедливости слов митрополита Сергия Страгородского, утверждавшего, что их епископ за общение со старообрядцами подвергнут патриархом запрещению. На вопросы о новых уфимских епископах, поставленных по рекомендации городских властей, епископ Андрей отвечает так: «...среди них имеются люди святые, имеются и люди просто недостойные - пьяницы, прелюбодеи (да, такие имеются и носят сан епископов); имеются среди епископов мелкие политиканы, пытающиеся служить Богу и мамоне».
За епископом Андреем устанавливается постоянная слежка. Приведем содержание одного из многочисленных рапортов сотрудника - «топтуна» Уфимского губчека. Орфография и пунктуация полностью сохранены.
«Инструктора бура развертка от ст. сотрудника Гофмана.
Рапарт
Движу до васы сведения вами меня была задана выесншт Архерыа епископ андрыя въ церква Сватая Богородице и церков петровская такой не оказался наблюдал па церквам з 9 часов до 12 часов».
Как прокомментировать этот «рапарт» ? - мозг сам по себе не выделяет мысли, как печень желчь.
Из дневника шестнадцатилетней девушки, жительницы Северной слободы мы узнаем о первых днях пребывания епископа Андрея в Уфе после ссылки, об отношении к нему горожан, а также некоторых священников, «поставленных» горсоветом: «Народ ищет его и благоговеет перед ним и все прихожане разных церквей зовут его к себе, а духовенство его не приглашает. Много слухов - не знаю чему верить. Говорят, что когда он пришел в церковь как простой прихожанин, священник вышел из церкви... Конечно, утверждать нельзя, ничего не известно, но мне кажется, что епископ Андрей не виновен и с удовольствием будет служить в любой церкви, если его пригласят, - но он войдет только миром. Ему приходилось уже два раза служить в простом доме, но, так как стекается слишком много народа, служить так теперь совсем невозможно... Много слухов, догадок, рассуждений, и где правда, неизвестно. И до сих пор неизвестно, почему Иоанн и воспитанник епископа Андрея отец Николай Буткин уже трое суток не идут к епископу Андрею с приветствием. Он так долго страдал в тюрьме, так давно не был в Уфе, неужели он не заслужил уважения?!».
Ухтомский поселился в Северной слободе, в рабочем квартале неподалеку от железнодорожных мастерских в доме под номером 64 на улице Самарской около Симеоновской церкви. «Было какое-то страшное паломничество, - вспоминает одна из жительниц Северной слободы, - весь город волновался, и к нему в течение многих дней выстраивались огромные очереди. И я пошла к нему... Потом он служил в Симеоновской церкви и служил так, что мы будто бы возносились в небо и не хотели опускаться!».
Москва хорошо осведомлена о развитии ситуации в Уфе, оживления религиозной жизни нельзя допустить, и вскоре епископа вызывают в столицу.
В День Святого Духа 13 июня 1927 года епископ Андрей в последний раз в Уфе отслужил обедню в Симеоновской церкви и отправился на вокзал. Провожали его тысячи людей. Железнодорожное начальство специально в этот день подняло цены на перронные билеты с 10 копеек до 1 рубля, но и все платформы, и привокзальная площадь были заполнены уфимцами, прощающимися с любимым человеком.
10.
Он давно уже стал власти поперек горла с его мечтами о христианской организации общества. Через несколько дней после появления в Москве его допрашивают на Лубянке.
Из материалов следствия: «В последнее время по всему Союзу начали распространяться в большом количестве экземпляров переписанные на машинке и писаные от руки письма «О церковной общественности» епископа Андрея Ухтомского. В этих письмах Ухтомский говорит о крахе социализма, о свободе без равенства и равенстве без братства. О необходимости возвращения для Святой Руси к тем общественным порядкам, которые были заведены дедами и прадедами. Что ломать эти порядки - безумно; что новая общественность и государственность, завезенная из Германии, для русского народа гибельна. Безбожная власть иного и не могла создать, по его мнению. Русский народ сам должен спасти себя. Для этой цели он должен объединиться без различия классов и сословий вокруг церковно-приходских советов».
Из протокола допроса епископа Андрея.
«Вопрос: Вы выпускаете какие-нибудь письма принципиального идеологического характера?
Ответ: Да, мною выпущены четыре серии писем такого характера. Каждая серия состоит из 10 писем. Содержание серий следующее: письма о нравственном значении догматов; письма о старообрядчестве; письма о церковно-общественной жизни; письма о церковном обновлении.
Вопрос: Сколько вы имеете разделяющих ваши убеждения церковных общин и где именно ?
Ответ: В городе Уфе у меня четыре общины зарегистрированы. Затем есть общины близ Уфы, около десяти. И есть община в селе Абдушня Самарской губернии. Последняя недавно выразила желание присоединиться ко мне и меня лично еще не знает.
Вопрос: А письма эти, не разрешенные к изданию, кустарным порядком вами распространялись?
Ответ: На вопрос аналогичный в местном Уфимском ОГПУ я уже отвечал. Могу его повторить и здесь. Я не желаю прибегать к помощи каких-либо агентов, а для их распространения использовал безработных, которые получали вознаграждение за переписку. Переписка велась от руки.
Вопрос: У меня есть письмо, на котором значится ваше имя, относящееся - как это видно из надписи - к циклу о церковной общественности. Это действительно письмо ваше, из того цикла, который на нем указан?
Ответ: Вероятно, мое. А там ведь могу и не упомнить.
(Зачитываются отделы письма: О православии в книге и православии в жизни. Содержание церковной жизни и ее разрушение. О свободе без равенства и о равенстве без братства. О деятельном братстве и о новом катехизисе. О литургии как республике. О церковных символах и смысле их. Не трудящийся да не ест. О правде, труде, о приходском производительном кооперативе).
Вопрос: Это ваше письмо?
Ответ: Я почти не сомневаюсь, что это мое, но не отвечаю за опечатки и описки. Хотел бы пробежать его и подписать, если оно мое. ...Да, это мое. Могу подписать.
(Письмо подписывается)».
Кем были люди, переписывающие и распространяющие письма епископа?
Среди них - молодые девушки из так называемого сестричества при Симеоновской церкви. За счет продажи переписанных от руки проповедей епископа при церкви была организована столовая для неимущих.
Назовем лишь несколько имен, которые стали сегодня известны благодаря стараниями уфимцев протоерея Валерия Мохова и церковного историка Нины Зиминой. Это жители Северной слободы Ольга Якина, Нина Филонова, Нелли Соловьева, Ольга Антипина, Нюра Васильева. За переписку работ епископа все они были в конце двадцатых годов сосланы в Казань и Среднюю Азию на различные сроки. На допросах ни одна из них не отказалась от верности епископу Андрею и от своих убеждений.
Из показаний Ольги Якиной: «На поставленный вопрос - намерена ли Якина продолжать настоящую деятельность в случае, если на сей раз не будет привлечена к судебной ответственности, показала, что она этой деятельности не прекратит никогда, наоборот, будет стремиться развивать таковую еще более интенсивно».
Этими девушками были сделаны сотни копий статей, посланий и проповедей епископа Андрея, которые распространялись среди уфимцев и его последователей в Москве, Новосибирской области, Барнауле, Томске, Пензенской, Ульяновской, Тамбовской губерниях. В судебных делах сохранились школьные тетради и просто сшитые лис-ты, написанные чернилами или карандашом. Здесь есть и отдельные проповеди, например, «О покаянии и посте» или «Слово на день Пятидесятницы», есть статьи по вопросам устроения жизни православных людей в условиях большевицкого режима - «Об истинно-церковной жизни и о подделках ее», «О формах жизни и ее содержании», «О модернизированной церкви или о сергиевском «православии», «Письма о церковно-общественной жизни» и другие. За каждую из таких тетрадок переписчикам давали срок.
Помимо сотен рядовых верующих, за связь с епископом Андреем были привлечены к уголовной ответственности известные епископы Вениамин (Троицкий), Аввакум (Боровков), Руфим (Брехов), монахи Августин (Гулин), Неофит (Николай Куликов), священники Тимофей Стрелков, Михаил Попов, Петр Конфеткин, Иван Канафьев, Николай Боголюбов и другие. Все они были подвергнуты преследованиям за распространение рукописей, переписку или просто поддержание дружеских братских отношений с епископом Андреем.
Уфимские чекисты называли храм Симеона Верхотурского «андреевским гнездом». Церковь эта стояла в Северной слободе - рабочем районе, где влияние епископа Андрея было очень сильно. После его ареста здесь служили его преемники. Из тюрьмы от епископа к уфимской пастве прорывались время от времени письма и наставления, которые мгновенно переписывались и становились известны почти всему городу. Маленькую Симеоновскую церковь властям никак не удавалось закрыть.
В декабре 1928 года центральные газеты Башкирии со-общили о скорой ликвидации храма. Вся Уфа поднялась на его защиту. Больше ста человек дежурили у церкви, заявив, «умрем, а закрыть не дадим!» В январе следующего года толпа до пятисот человек, требуя оставить церковь в покое, двинулась от Симеоновской церкви вверх по улице Ленина к зданию Горсовета на углу Ленина и Сталина. В эти дни вся церковь держала пост, как это было принято на Руси в дни народных бедствий. Три дня подряд сюда стекались люди со всей Уфимской епархии и церковь удалось отстоять.
Похожая ситуация сложилась в октябре 1931 года после выхода специального постановления Башкирского Центрального исполнительного комитета «О ликвидации Симеоновской церкви г. Уфы». Власти и тогда не посмели тронуть храм. И лишь после выхода в июне 1932 года в Москве постановления Президиума ВЦИК с помощью местной милиции и солдат железнодорожных войск Симеоновский храм смогли закрыть.
Ни один из храмов Уфимской епархии люди не защищали так яростно, как Симеоновский. «Андреевская паства» была как нигде крепка.
11.
Между тем, в Кзыл-Орде, в ссылке ГПУ следит за каждым его шагом. В октябре 1928 года епископа арестовывают «за написание и распространение брошюр антисоветского содержания». Какие же антисоветские брошюры сочинял епископ в азиатской глуши? Вот их названия: «Письмо к уфимцам», «Письма в защиту Церкви Христовой», «О радостях митрополита Сергия» и другие.
Епископ Андрей еще надеется, что власти в конце концов поймут бесплодность любых человеческих усилий, не одухотворенных нравственными идеалами. «Я сам признаю коммунизм идеалом божественной жизни, - пишет епископ. - Коммунизм я оправдываю идеологически историей христианства. Эта мысль заключается как основная в моих письмах о защите Христовой Церкви. Но обоснование коммунизма на безбожии - это для меня представляется самою яркою ошибкою, которая совершенно очевидна в нашей повседневной жизни, когда верующие совслужащие потихоньку от власти бегают в церковь, потихоньку крестят своих детей, потихоньку соввласть обкрадывают и всячески потихоньку ее обманывают. Это великая ложь нашего времени...»
В Кзыл-Орде епископа ненадолго освобождают, затем вновь арестовывают и отправляют в Ярославский политизолятор. Здесь в камере-одиночке он просидел три года.
Газет в политизолятор не приносят, но в феврале 1930 года делают исключение - в «Известиях» появилось интервью с митрополитом Сергием (Страгородским). В нем он пишет, что гонений на религию со стороны большевиков никогда не было, что архиепископ Кентерберийский, утверждающий о преследовании в СССР по религиозным убеждениям, как и римский папа, отвратительно лгут.
Поэтому, когда в октябре 1931 года епископ Андрей выходит на волю и приезжает в Москву, он идет молиться в старообрядческий храм Рогожской слободы. Верующая старообрядка подходит к нему в церкви под благословение, что для строгих в церковных делах старообрядцев значит - его признали своим. Но в апреле следующего года он вновь арестован и приговорен к ссылке в Казахстан на три года.
В письме, написанном в 1933 году председателю совнаркому В. Молотову, епископ призывает главу правительства дать возможность собрать церковный Собор, целью которого будет нравственная оценка социализма. Лучший образец республики епископ видит в коммуне духа, указанной самой историей христианской Церкви. Оппоненты из высшего духовенства приходят в отчаяние от толкования и перевода епископом Андреем слова «литургия» - в переводе с греческого оно означает буквально «республика», следовательно, это слово совсем не так богопротивно и не так страшно.
Христианские догматы для него - не отвлеченные формы схоластики, а практически необходимые обоснования разумной человеческой жизни. Церковь для епископа Андрея - это само христиански настроенное общество, а не одни только архиереи, уверяющие, что они и есть вместилище истины. Церковь - общество чистых совестью и объединенных любовью людей, ищущих истины. Личная собственность? Истинный христианин не знает слова «мое», он ищет возможности все свое сделать общецерковным, а если так, то злоупотребляющий своей собственностью во вред ближним становится чуждым церковному обществу и из него исключается.
В «Исповеди» епископа Андрея следователь красным карандашом отметил все рассуждения о древнерусской культуре как основе ее государственного мировоззрения, а там, где епископ пишет о патриотизме, следователь ставит красный знак вопроса. «Да, право-славная Русь бывала и великою грешницею, бывала часто в судах неправдою черна, но православная Русь никогда зло не называла добром, никогда не поклонялась злу и никогда не переставала бороться со злом, - пишет епископ. - Я патриот не механический, не в силу своего русского происхождения, я патриот сознательный и люблю свое Отечество не зоологической любовью, а на основании нравственных принципов... Несчастно сердце, не любившее смолоду; одинаково несчастно разбитое сердце, полюбившее то, что недостойно любви. Я могу сказать, что я счастлив. Я любил и люблю то, что воистину достойно любви, что я не только люблю, но и уважаю.
Итак, я люблю Россию и ее культуру. Из этого ясно, чего в истории России я не люблю. Я не люблю всего петербургско-императорского периода русской истории. Я не люблю того огромного насилия над русской душой и вообще над русской землею, которым характеризуется весь этот период в двести с лишним лет. Какой-то историк сказал, что император Петр вывихнул голову всей России и что она после него так и осталась с вывихнутой головою. Это очень верно. С начала XVIII века русские думают чужою головою, и это жестоко вредит русской жизни, даже извращает эту жизнь, извращает русскую культуру».
12.
О последних днях заточения епископа в Ярославском политизоляторе нам известно из донесений тюремных надзирателей.
«Когда он (епископ Андрей - С.С.) сидел в камере 138 и увидел проходящего по коридору заключенного Пепеляева, то в уборной во время оправки рассказывал Серебрянникову, что во время гражданской войны он, Ухтомский, и другие, собирали средства для армии Пепеляева и поддерживали его...
На прогулках в праздники как рождество и пасха он обращался ко всем с поздравлением и призывал всех заключенных праздновать великие праздники.
Настоящим доношу... когда я заполнял на его карточку формуляр в дежурке, он притворился больным, подвинулся к столу ближе, и говорит: будьте добры сказать, где поп Ладоха, куда он отбыл, я ответил, что это не относится к заполнению Вашей карточки, и тогда он стал молиться».
Поразительно по горькому чувству одно из последних писем епископа Андрея своей сестре Марии, так и не полученное ею - его подшили к делу епископа.
«Да не хорони ты меня заживо! Меня хоронила Екатерина Петровна, хоронила Лидия, хоронили еще многие... (родственники и знакомые епископа - С.С.). Все они поголовно советовали мне «быть осторожнее»...
То есть, если бы я залез под койку и вылезал оттуда для того, чтобы кушать и отправлять естественные потребности, то это и был бы верх счастья и удовольствия для их любящих сердец...
Так бы эти любящие сердца меня и похоронили, если бы не нашлись истинно христианские сердца, - которые предпочли мои страдания моей смерти заживо».
Синенко С.Г.,
кандидат филологических наук, г. Уфа