Рассматривая периодизацию жизни Ивана Сергеевича Аксакова (далее А.), мы предлагаем выделить семь периодов и дать им следующие наименования: 1. Детство (1823-1833); 2. Отрочество и обучение в Императорском Училище правоведения (1833-1842); 3. Служба при Министерстве юстиции и Министерстве внутренних дел (1842-1851); 4. В поисках своей колеи (1851-1860); 5. Во главе славянофильских изданий: “День”, “Москва” и “Москвич” (1861-1869); 6. Общественный деятель (1870-1879); 7. Редактор-издатель газеты “Русь” (1880-1886). Уточним, что все даты даны по старому стилю.
Эпистолярное наследие С.Т. Аксакова, к сожалению, до сих пор полностью не опубликованное и малодоступное, богато и обширно. Оно помогает раскрыть масштаб его личности и как человека, семьянина, и как великого русского писателя и общественного деятеля.
Поэтому текстологический и историко-литературный комментарий к письмам С.Т. Аксакова приобретает особую значимость, позволяя восполнить пробелы в его биографическом и творческом описании. В данном плане большой интерес представляет, например, переписка автора «Семейной хроники» с писателями и критиками.
Среди них можно выделить Михаила Александровича Максимовича, с которым С.Т. Аксакова связывала тридцатилетняя дружба. Как профессор Московского университета и первый ректор Киевского университета он оставил о себе хорошую память. Многие литературные деятели и ученые относились к нему с большим почтением. Его любили и уважали, в старости помогали не только добрым словом, но и деньгами, при этом не напоминая о долгах.
В терминологический аппарат славянофилов оппозиция «положительное – отрицательное» полновесно вошла во второй половине 1840-х годов. Она использовалась в неопубликованных при жизни автора историко-литературных работах К. Аксакова, в частности, в статье «Взгляд на русскую литературу с Петра Первого»: «положительные» начала народной жизни вошли в острый конфликт с «отрицательными» по отношению к ним западническими элементами, из-за чего Русь «разорвалась надвое» [1, 155] .
Имя художника–жанриста Константина Александровича Трутовского было широко известно во второй половине ХIХ века. Очень плодовитый автор, он оставил после себя много картин, акварелей, графики. М.В. Нестеров писал: «Это был талант не «репинский», но истинный, он был поэт, он был Шевченко в живописи»[8,337].
Еще при жизни К.А.Трутовского его картины были очень популярны и доступны простым людям: их печатали на предметах быта и ситцах, и обыватели часто украшали дома репродукциями его работ с изображением сцен народной жизни. В настоящее время произведениями художника владеют многие музеи мира, крупнейшие музеи России – Государственный Эрмитаж, Русский музей, Третьяковская галерея, а также музеи областных центров. В Уфе его картина «Афросинья» (1891г.) хранится в Художественном музее им. М.В.Нестерова [5а,46].
Творчество С.Т. Аксакова неотрывно от литературы и культуры XVIII столетия. По словам Е.И. Анненковой, Аксаков вобрал в себя все благотвор-ное (и достаточно разнородное), что могла представить ему русская история и культура конца XVIII и начала XIX веков [2, 20].
Указания на органическую связь наследия Аксакова с русской литературой XVIII столетия имеются у С.И. Машинского, Е.И. Анненковой, В.А. Кошелева. В последнее время появились специальные работы, посвященные разным аспектам этой проблемы, – статьи Н.Г. Николаевой, С.А. Саловой, П.М. Таракина, В.Е. Угрюмова. Принципиально значимые труды Н.Д. Кочетковой, М.В.Иванова, Э.М. Жиляковой, И.О. Шайтанова по проблемам русского и европейского сентиментализма и развития его художественных открытий в последующем литературном процессе позволяют поставить вопрос о системном наследовании С.Т. Аксаковым традиций XVIII столетия, о многообразии преемственных связей писателя с творчеством его предшественников.
В апреле 1941 года Эрнст Юнгер, капитан вермахта, служивший при штабе командующего немецкой армии во Франции Штюльпнагеля, записал в своем парижском дневнике о впечатлениях, полученных во время посещения местного заведения «Монте Кристо», где работали девушки, дочери русских эмигрантов. Среди прочего выделим такую фразу: «Я сидел возле маленького меланхоличного существа двадцати лет от роду и, немного захмелев от шампанского, вел с ней беседы о Пушкине, Аксакове, Андрееве, с сыном которого она когда-то дружила» [5]. Через два года Юнгер, проведший зиму 1942–1943 гг. на русском фронте, на Кавказе, снова в Париже, где отмечает в дневнике, что разговаривал с русским доктором Залмановым об Аксакове, Бердяеве и Розанове [6]. Много десятилетий спустя, по свидетельству переводчика и литературоведа Ю. Архипова, на вопрос о наиболее сильных впечатлениях от русской литературы престарелый писатель ответил: «Достоевский, Горький, Аксаков»[1,180]. Присутствие имени С.Т. Аксакова во всех триадах Э. Юнгера не случайно: частная и общественная жизнь немецкого писателя явно резонирует с аксаковской [2,118-123].